А, знаю. Неуёмный Гоша. Лев Игнатьевич способствовал его назначению в ПВО в Белорусском военном округе, новоиспечённый лейтенант не уехал на дальнюю точку в Заполярье. Уже засветился перед Викой и принёс очередную жертву на алтарь своей любви: примет её и с чужим ребёнком.
Тридцать первого июля она отвезла меня на «волге» к поезду, наслаждалась управлением машиной с восторгом новичка, чему я был не рад. Вдруг колесо спустит, что делать? По мобильнику техпомощь не вызовешь, одна на дороге, беременная и с хорошо заметным животом… Конечно, абсолютное большинство нормальных мужиков скорее всего остановится, прикрутит запаску, но всегда есть отличный от нуля шанс нарваться на местного чикатиллу. В общем, я сам её усадил за руль и сам себя за это упрекал.
Оля, сидевшая сзади, выбралась из салона и убежала якобы по делам, не мешая прощаться.
— Когда отойдут воды, и тебя положат, скажи Оле отбить мне телеграмму. Именно Оле, не маме, не папе. Хорошо?
— Но ты же…
— Вот именно. В роддоме обычно держат четыре-пять дней, если всё хорошо, а у тебя обязательно будет нормально, верю. Порву шкуру на боках, но выпрошу короткий отпуск, там надо найти попутный борт до Ташкента, затем до Москвы, а дальше — понятно. Надеюсь успеть тебя встретить.
— Не надо! Мама с Олей встретят.
— И Гоша.
— Он много раз послан на… Пойдёт знакомой дорогой. По пути выпьет по случаю. Или без случая.
— На него же западала твоя подружка. Наташа, кажется.
— Она не теряет времени зря. Пробовала с Гошей — не вышло. Встречается с каким-то адвокатом. Ей всё равно, лишь бы высокий ростом и приличный с виду.
— А не груда мышц как боксёр-супертяж.
Вика хмыкнула.
— Жалеешь, что к тебе не клеилась? Сделал бы намёк — побежала бы, теряя каблуки. Но поздно, с женатиками не вяжется. Ничего. В Афганистане война, вдов много, утешишься.
— Вот это была очень нехорошая шутка.
— Знаю… — она повесила голову и упёрлась лбом в руль. — Психую, потому и говорю гадости.
— В твоём положении нервничать не стоит.
— Не стоит?! Муж едет на войну! «Немецкую волну» слушала — наших уже сотни погибли, дальше — хуже! Если и преувеличивают, то не очень.
Жаль, что она расстраивалась. И одновременно здорово, что разобралась в происходящем, выбросила из головы мусор про «интернациональный долг» и «выпала большая честь». Причём — сама, я уходил от этой темы. Сейчас пришлось выкручиваться.
— Верно. Гибнут те, кто сопровождает колонны. И участвует в операциях по зачистке территорий от душманов. Я же — блатной, тебе хорошо известно. Буду сидеть в Кабуле, учить офицеров царандоя приёмам рукопашного боя.
— Учить ментов мордобою, для этого — олимпийский чемпион?! Не говори ерунды. Всё равно, что микроскопом забивать гвозди.
Моя милая была чудо как хороша на эмоциях — в смеси печали и гнева. Глаза горели, ресницы хлопали, щёки порозовели, а выпуклый живот, поднявший ткань джинсового сарафана, ничуть не портил фигуру, когда уверен — это твой ребёнок.
— Дела обстоят немного не так. Мои перемещения курирует лично Андропов. По каким-то причинам ему выгодно, чтоб его протеже имел в личном деле отметку о службе в Афганистане. Если бы я и правду был необходим, командировку выписали бы на два года. В моих условиях шесть месяцев — минимально возможный срок. Хоть мне невыносимо покидать тебя в таком положении, в самое важное для нас время. Но ты выросла в семье военного, знаешь это гадское слово: приказ.
— Папа везде возил маму с собой.
— Тебя — в Кабул?! Милая, там дикая жара. Зимой морозы, порой — поболее чем у нас, всё же от полутора километров над уровнем моря. Жесточайшая антисанитария. А рожать там можно, только если женщина готова произвести десять-двенадцать, один-два выживут. Мне проще, я мужик, об меня рельс согнётся. Что тебе привезти из загранки?
— Только не сифилис…
Выдавив последнюю мрачную как бы шутку, Вика, наконец, разрыдалась. Я смотрел на часы: истекали последние минуты… Не хотелось прыгать в «двойку» Минск-Москва на ходу.
— Жди. Люблю. Адрес для связи сообщу как узнаю.
Я вытащил чемодан из багажника и побежал к перрону. Жена даже не вышла из-за руля. Неизвестно, кому в этот момент было тяжелее.
Дальше началась обычная суета: получение формы, назначение как бы в Ташкент. Если убьют, семья получит уведомление: утонул, купаясь в Амударье или Сырдарье, что там ближе течёт, в Афганистане меня просто нет. Нас нет. Армия призраков.
Из Москвы звонил домой, последний раз из Ташкента, едва докричался через помехи, потом Ил-76 оборвал эту ниточку.
Прилетели. Город, увязший в песках времени, очень далёкий от двадцатого века, не считая автомобилей и автоматов Калашникова. Пожалуй, оружия было даже больше, чем машин, его открыто носили люди и в форме, и без, поди разбери, кто остаётся на стороне Советов, кто сочувствует моджахедам.