Нажмите кнопку

Ночной клуб превратился в безмолвную гробницу, все затаили дыхание.

Пелена табачного дыма плыла над освещенной фиолетовыми прожекторами сценой.

Не было слышно ни единого звука, кроме приглушенных ударов барабана.

Пэгги замерла на стуле, и только сердце бешено скакало в окаменевшей груди, когда она сквозь клубящийся дым и алкогольный туман разглядела тот ужас, что появился на сцене.

Там стояла женщина.

Спутанные черные волосы обрамляли сальную маску… Нет, не маску – ее лицо. Окруженные тенью глаза были прикрыты гладкими веками цвета слоновой кости. Безгубый рот казался запекшейся резаной раной. Шея, плечи и руки были белыми и неподвижными. Из прозрачно-зеленых рукавов выглядывали алебастровые кисти.

Прожекторы освещали мраморную статую мигающим фиолетовым сиянием.

Все еще парализованная страхом, Пэгги смотрела на безжизненное лицо, сплетя в клубок побелевшие пальцы у себя на коленях. Пульсирующая барабанная дробь наполнила все тело, перестроив под себя и ритм ее сердца.

В черной пустоте за спиной послышалось бормотание Лена:

– Но-но! Люблю свою женщину, слышишь, мумия?

У Бада с Барбарой вырвались хрипловатые смешки. В груди у Пэгги холод продолжал подниматься приливами безмолвного ужаса.

В окутанной дымом темноте кто-то нервно откашлялся, и благодарный шепот облегчения пробежал по залу.

На сцене по-прежнему не было никакого движения, никаких звуков, кроме вялого боя барабанов, напоминающего отдаленный стук в дверь. Безымянная жертва эпидемии стояла, бледная и неподвижная, но экстракт уже струился по забитым сгустками крови венам.

Барабанный ритм ускорился, словно пульс в приступе паники. Пэгги объял холод, горло сжалось, воздух с трудом вырывался из полураскрытого рта.

У чумовой дрогнули веки.

Черная напряженная тишина паутиной окутала зал. У Пэгги перехватило горло, когда бледные веки размежились. Что-то скрипнуло в тишине. Пэгги инстинктивно вжалась в спинку стула. Ее округлившиеся немигающие глаза впитывали вид этого существа, когда-то бывшего женщиной.

Снова зазвучала музыка. В темноте застонали трубы, словно фантастическое животное о множестве хоботов обиженно завыло в темном ночном переулке.

Внезапно чумовая напрягла сухожилия правой руки. Точно так же вскинулась и левая рука, а затем опустилась, безжизненно стукнувшись о бедро в фиолетово-белом свете. Правая рука опять поднялась, за ней левая. Правая, левая, правая, левая – словно у марионетки, управляемой неумелым кукловодом.

Музыка на мгновение стихла. Щетки скребли по барабану в такт сокращениям мышц чумовой. Пэгги вжалась в спинку стула еще сильней, ее руки и ноги похолодели и онемели, лицо в отблесках освещающих сцену прожекторов казалось мертвенно-бледной маской.

Правая нога чумовой механически дернулась под действием экстракта, заставляющего мышцы сокращаться. Затем еще раз и еще. Левая нога качнулась в жестоком спазме, и все тело женщины, облаченное в прозрачный искрящийся шелк, неуклюже наклонилось вперед.

Дыхание со свистом прорывалось сквозь стиснутые зубы Бада и Лена. У Пэгги в желудке поднялась тошнотная пена. Перед глазами заколыхалась сцена, и девушке показалось, будто размахивающая руками чумовая направилась прямо к ней.

Едва не задохнувшись от потрясения, она не смогла оторвать взгляда от внезапно ожившего лица женщины.

Рот вдруг раскрылся зияющей пещерой, и снова стянулся в кривой шрам, и снова разошелся глубокой раной. Темные ноздри вздрогнули, свернулась плоть ниже белых щек. На фиолетово-белом лбу собирались и разглаживались морщины. Жуткий безжизненный глаз вдруг моргнул, и по залу пролетел чей-то испуганный смешок.

Музыка забилась в припадке грохота и лязга, руки и ноги женщины продолжали судорожно дергаться, мотая ее по сцене, как тряпичную куклу, вдруг обретшую спазматическую жизнь.

Кошмарный сон длился бесконечно. Пэгги беспомощно дрожала, в ужасе наблюдая изломанный конвульсивный танец. Ее кровь заледенела, внутри не осталось ничего живого, кроме неустойчиво бьющегося сердца. Застывшие глаза смотрели туда, где под облегающим шелком дергалось увядшее женское тело.

И вдруг что-то пошло не так.

До сих пор мускульные спазмы удерживали чумовую на площадке в несколько квадратных ярдов, перед янтарно-желтой стеной, служившей фоном для судорожного танца. Теперь же беспорядочные рывки отбросили ее на край сцены.

Бедро столкнулось с ограждением, и деревянные перила затрещали. Пэгги съежилась в дрожащий от ужаса комок, но ее глаза неотрывно смотрели на озаряемое фиолетовыми вспышками, искажаемое мучительными конвульсиями лицо.

Чумовая отшатнулась и в такт музыке захлопала чешуйчатыми белыми руками по обтянутым шелком бедрам.

Вдруг она снова рванулась вперед, как обезумевшая марионетка, и ударилась животом о перила. Темный рот приоткрылся и захлопнулся, а затем чумовая резко развернулась и опять обрушилась на ограждение, прямо над столиком, где сидела Пэгги.

У Пэгги перехватило дыхание. Она словно приросла к стулу, открыв рот от ужаса, и только кровь стучала в ее висках, когда чумовая повернулась еще раз и руки женщины стали синими в мерцающем белом свете.