Назидательные проповеди, прочитанные в приватном собрании в Лондоне в 1765 году

непостижимо; чтобы эти органы находились по отношению друг к другу в определенном соответствии; чтобы бесчисленные усилия приводили к бесчисленным следствиям с правильностью, коя никогда не расстраивается; чтобы все живые существа производили себе подобных; чтобы чувство зрения, по существу не имеющее ничего общего с глазами, осуществлялось всякий раз, как на глаза воздействуют лучи, исходящие от объектов; чтобы чувство слуха, абсолютно чуждое уху, заставляло нас всех слышать одни и те же звуки, когда на ухо воздействуют вибрации воздуха, - вот в чем истинная суть вопроса: все это никакие комбинации не могут произвести сами по себе, без мастера. Движения материи не имеют никакого отношения к чувству и еще меньше - к мысли. Целая вечность всевозможных движений никогда не вызовет ни ощущения, ни идеи; и пусть мне это простят, но нужно утратить всякое чувство и сознание для того, чтобы утверждать, будто одно только движение материи делает существа чувствующими и мыслящими.

И Спиноза, мысливший методически, признает, что в мире существует вселенский разум. Разум этот, утверждает он вместе с рядом философов, необходимо сосуществует с материей, одушевляя ее: одно не может существовать без другого. Вселенский разум сияет в звездах, растекается в элементах, мыслит в людях, произрастает в растениях:

Mens agitat molem et magno se corpore miscet*.

(Virg.Aen.VH27)

*)Мысль волнует громаду, мешаясь с телом гигантским (лат.) Примеч. переводчика

Итак, они вынуждены признать верховный интеллект, но они делают его слепым и чисто механическим, не признают его свободным, независимым и могущественным первоначалом.

По мнению этих философов, существует одна единственная субстанция, не могущая произвести из себя другую. Субстанция эта -- всеобщность вещей, одновременно мыслящая, чувствующая, протяженная и имеющая очертания.

Но давайте рассуждать добросовестно: разве мы не замечаем во всем, что существует, отбора? Почему имеется определенное число видов? Разве не ясно, что их могло бы быть меньше или, наоборот, больше? Почему, спрашивает рассудительный Кларк, планеты вращаются таким, а не иным образом? Признаюсь, что в сравнении с другими, даже более сильными, аргументами данный аргумент поражает меня наиболее живо: отбор существует, а, следовательно, есть мастер, действующий по своему усмотрению.

Аргумент этот также опровергается нашими противниками; каждодневно вы слышите, как они твердят: то, что вы видите, необходимо, и потому это существует. Прекрасно, отвечаю я им, из вашего допущения можно лишь сделать вывод, что для образования мира верховному интеллекту необходимо было произвести отбор: отбор этот произведен; мы чувствуем и мыслим в силу соотношения, установленного Богом между нашими восприятиями и нашими органами. Исследуйте, пожалуйста, с одной стороны, нервы и фибры, а с другой - возвышенные мысли и признайте, что одно лишь верховное бытие может связать между собой столь непохожие вещи.

Каково это бытие? Существует ли оно в безмерном пространстве? Является ли пространство одним из его атрибутов? Находится ли это бытие в одном месте или сразу во всех, а может быть и вне места? О, если бы оно навсегда предотвратило мое копание в этих метафизических тонкостях! Я слишком злоупотреблю своим слабым разумом, если стану стремиться полностью понять бытие, долженствующее в силу как своей природы, так и моей оставаться для меня непостижимыми. Я буду напоминать в этом случае безумца, узнавшего, что какой-то дом был построен неким архитектором, и решившего, будто одного этого знания довольно для глубокого понимания личности мастера.

Давайте же ограничим наше ненасытное и бесполезное любопытство и займемся тем, что поистине нам интересно. Является ли Верховный Мастер, создавший мир и нас самих, нашим господином? Милостив ли он? Должны ли мы быть ему признательны?

Несомненно, он наш господин: мы ежесекундно ощущаем некую власть, столь же незримую, сколь и неодолимую. Он - наш благодетель, ибо мы живем. Жизнь наша - благодеяние, ибо мы все ее любим, какой бы злополучной она ни оказалась. Подспорье для жизни дано нам верховным и непостижимым бытием, ибо никто из нас не может создать даже самого малого из растений, из коих мы извлекаем даруемое нам ими питание, и никто не знает, каким образом эти растения формируются.