НЧЧК. Командировка

Эрин хотел было соврать, но передумал. В конце концов, неужели он настолько не доверяет напарнице, чтобы постоянно держать ее в счастливом неведении относительно реалий службы в НЧЧК?

– Скорее ругать, чем наоборот. Я просто не хочу, чтобы нас вызвали на Комиссию по этике. Нам это совершенно не нужно, согласись.

– Может, мне все-таки поехать с тобой?

– Не стоит. Правда. Я сам разберусь.

Добавив, что этой ночью дежурит, Эрин быстренько собрался, подхватил папку и, лукаво подмигнув Нолвэндэ, выскользнул прочь.

Вот право слово, после возвращения из Колдубинска время пошло как-то… суматошно. Приехали мы под утро, и я едва успела забросить в угол рюкзак, сбегать в душ, переодеться и выпить кофе. О еде после беспокойного сна в машине даже думать не хотелось. Выпила кофе, покурила – и рысью на работу. Хорошо хоть, пользуясь привилегиями служителей закона, Эрин догадался отобрать у дроу наш верный «нуэно» и оставить под окнами. Пешеходка там не пешеходка… энчечекисты мы кровавые или кто? Так что по дороге в управление мне удалось урвать еще минут двадцать сна. А потом закрутилось.

Нет, ну естественно, что от большей части последствий нашей колдубинской эскапады я была рыцарственно избавлена, но, скажу по чести, не знаю, что я предпочла бы, будь у меня выбор – лаяться с Ытханом и более высокими инстанциями или закапываться с головой в бумаги. На то и другое меня бы точно не хватило. Поэтому труд был разделен по-честному – мне отчеты, Эринрандиру – все… остальное. Начиная от смешков коллег по поводу Великой Колдубинской Резни Бензопилой и ночных допросов лиц дриадской национальности и заканчивая ведром с грязной водой, вылитым на штаны. Тоже своего рода признание.

Досадливо хмыкнув, я проводила взглядом упорхнувшего на ковер к прокурору напарника и поморщилась. Все правильно, не надо меня сейчас подпускать к лешим и дриадам. И вообще… уберите от меня топор, уберите! Я лучше к бумажкам вернусь. Хе, это же тоже своего рода месть… опосредованная, так сказать. Из чего делают бумагу? Вот то-то же.

Тамаринд Подофиллович Стробил годился колдубинскому маньяку если не в духовные сыновья, то в любимые ученики – точно. Такой же вредный, коварный, самодовольный и не гнушающийся самых грязных методов в достижении поставленной цели. Должно быть, лешему очень льстила возможность безнаказанно орать на эльфа, который минимум на полтораста лет старше. Прокурор грозил тюрьмой, трибуналом и ссылкой в деревню Гадюкино, а обвинения в адрес капитана ап-Телемнара простирались в широком диапазоне от непрофессионализма до разжигания межрасовой вражды. Но Эрин стоял насмерть, утверждая, что уже на этом этапе следствия заподозрил в убийце магов – дендроманта и допрашивал дриад исключительно из соображений возможной причастности к запретному колдовству. Эльф давил на национальную магию Детей Леса, леший-прокурор – на превышение полномочий, получалось что-то вроде перетягивания каната. Одно хорошо – Бурат Карлович сидел нынче в следственном изоляторе и больше не мог убивать и насиловать.

Прокурор бы с огромным удовольствием устроил ап-Телемнару публичную порку, но чинить расправу над тем, кто собственноручно поймал самого опасного преступника последних лет, чревато непредсказуемыми последствиями.

Досталось Эринрандиру и за похищение напарницы, и за переполох в «Елочках», и за колдубинского мэра, который, оказывается, просто запутался в личных проблемах, и даже за надругательство над памятью народного героя Фреда Кругера.

И чем больше Тамаринд наворачивал абсурдных обвинений, тем отчетливее Эрин понимал, что все эти крики лишь пустопорожнее сотрясение воздуха. На самом деле прокурор прощупывает его на крепость нервов и степень сопротивляемости нападкам. А вот зачем он это делает, совсем иной вопрос.

Нокаутированная старушка-паранойя очухалась от колдубинского шока и снова заявила о своем существовании – и тут же была с позором изгнана в глубины подсознания. Зря, конечно, как оказалось впоследствии. Но кто ж знал-то, верно?

Таким образом, стоически выдержав шквал критики, Эрин сумел уберечь себя и Нолвэндэ не только от Комиссии по этике, но и от обычного служебного расследования. Хотя настроение у него было испорчено окончательно. И то ли в таком настроении объезжать цветочные магазины не следует, то ли балроговы сиреневые ирисы действительно столь редки в это время года, но во всем Распадке не нашлось ни единого цветочка искомого вида. Энчечекисту предлагали изумительной красоты розы всех оттенков, роскошные тюльпаны и удивительные орхидеи, не считая лилий, гербер, гвоздик и фиалок. Удаляться от города слишком далеко Эрин не рискнул, памятуя о том, что поиски сиреневенького цветочка могут закончиться в логове чудища.

«Перворожденные не сдаются», – сказал себе он и взялся трясти всех осведомителей.