Я даже не слышала, не понимала сути слов, только продолжала таращиться на него, как баран на новые ворота.
— Пойдем. Где-нибудь посидим. Я все тебе расскажу.
— Что ты сделал с бородой? — неожиданно для самой себя спросила я.
— Что? — Павел растерялся, — сбрил, конечно.
— Зря. С ней тебе было лучше.
Гладко выбритая физиономия меня раздражала. Правильные черты лица, жёстко очерченные скулы, ямочки на щеках, когда улыбался — все раздражало.
Во мне полыхала смертельная обида, затмевая собой все остальное. Высокомерно поджав губы, аккуратно высвободилась из его рук.
— Не трогай меня, пожалуйста, — сама не узнавала свой голос. Холодный, безжизненный, словно это произнесла машина, а не человек.
— Давай просто поговорим, еще раз миролюбиво предложил он, — обещаю, ответить на все твои вопросы.
— Хорошо, — внезапно согласилась я, потому что этих самых вопросов накопилось предостаточно. Голова от них уже начала пухнуть. Мне нужно было знать. Я хотела понять, что все это значит.
— Объясни мне, что ты делал в лесу, — я мешала ложечкой сахар в чае и принципиально не смотрела на Павла. Так казалось, что все по-старому, что со мной привычный дровосек, а не мужик, которого я первый раз в жизни увидела.
— Переработал. До такой степени, что готов был бросаться на всех и каждого. Врач посоветовал сменить вид деятельности, переключиться, отдохнуть. Я снял дом у настоящего лесника, в комплекте шли коза и пес, и бензопила, и все остальное.
— Ехал бы на море и отдыхал.
— Это ерунда, надо было что-то более кардинальное, чтобы пробрало до самых костей.
— Поэтому ты выбрал жизнь в глуши?
— Я решил выйти из зоны комфорта.
— Далековато вышел, тебе так не кажется?
— В самый раз, чтобы перезагрузиться и по-новому посмотреть на свою жизнь.
У меня в лесу тоже было ощущение, что я перезагрузилась. Все казалось таким свежим, таким правильным, таким искренним. А что в итоге? Сплошной фарс.
— И что в ней изменилось? Ну кроме того, что ты сначала отрастил бороду, а потом сбрил.
— Ко многим вещам отношение стало другим. Я перестал рваться, не замечая ничего вокруг, не замечая, как сама жизнь мимо пролетает, не оставляя после себя следа. Добрее стал.
— Правда? — не сдержалась и нервно хохотнула, — первая мысль, когда я увидела тебя на дороге с пилой была: о, Боже, кто этот очаровательный добряк?!
— Согласись, знакомство вышло фееричным.
— Мягко сказано. До сих пор не понимаю, как едва не откинула от страха коньки.
— Почти откинула. Повалилась на дорогу без чувств.
— А ты подло этим воспользовался и похитил меня! — произнесла с укором.
— Это было самое правильное решение в моей жизни, — ухмыльнулся Павел, — если не считать решения, отпустить бороду. Это было весело.
— Я рада, что сумела тебя развлечь, — меня снова накрыло.
— Я не это хотел сказать…
— Да, неважно, — отмахнулась расстроенно. — все это…просто…
— Что просто? — голос тихий, напряженный, будто ему не все равно.
— Знаешь, Паш, — я рассеяно покачивала кружку, наблюдая как по дну кружатся чаинки, — там в лесу, мне казалось, что я наконец-таки встретила настоящего. Настоящего человека, настоящего мужчину. Мне показалось, что во всем этом водовороте современной жизни, ты был как скала. Крепкая, нерушимая, о которую разбивалась суета, глупое стремление что-то кому-то доказать.
Он молча на меня смотрел и с каждым мигом все больше хмурился.
— Рядом с тобой хотелось остановиться, выйти из бесконечной гонки за призрачным призом и просто стать счастливой, просто жить, не оглядываясь на прошлое и не страшась будущего. А ты обманул. Не знаю, чем ты руководствовался, какие цели преследовал, но факт остается фактом. Все видел и ничего не сказал. Просто притворился человеком, которого не существует.
— Почему не существует, — возмутился он, — вот он я, сижу перед тобой. Все такой же, как и раньше.
— Не такой.
— Ты меряешь меня только наличием бороды и бензопилы?
— Нет, домиком в лесу, спокойным трудолюбием, дурацкой козой и слюнявой псиной. А еще семейниками, гордо развевающимися на ветру. Тихими спокойными вечерами и прогулками по лесу. Где все это? И что вообще из этого было по-настоящему твоим.
— Портки точно мои были. Я бы чужие не стал донашивать, даже для полноты погружения, — он попытался пошутить, но осекся, напоровшись на мой сердитый взгляд, — Юль, мне просто хотелось, чтобы все это, — указал на костюм, часы, которые стоили больше, чем я получала за месяц, — не играло никакой роли. Чтобы был только я, а не набор барахла.
— Ты секунду назад обвинил меня в том, что я меряю тебя наличием бороды, а теперь пошел еще дальше. Решил, что я оцениваю тебя вещами и побрякушками, — во рту почему-то стало горько, — я была вся перед тобой, как на ладони, а ты, оказывается, целый маскарад разыграл, опасаясь, что я окажусь меркантильной дрянью?
Он недовольно скуксился.
— Извини. Порой я очень циничен.
— А вот дровосек циничным не был.
— Юль, хватит говорить о нем, как о каком-то другом человеке.
— Он и был другим человеком. Выдуманным.
— Глупости, — раздраженно мотнул головой, — Я — это я, оболочка значения не имеет. Суть осталась прежней.