– Они держались поблизости, но не показывались. На своей собственной земле они не считают себя хозяевами. Они ничего не меняют и ничего не губят. Земля терпит их, и они относятся к ней с уважением. Они бы никогда не решились объявить себя собственниками и нарезать ее на куски, как порцию мяса. Для них земля живая. Индейцы ощущают себя частью мира. У них быстро учишься чувствовать взаимосвязь всего со всем во вселенной.
Тед говорил об индейцах, но прежде всего о себе самом. Именно таким Жюльетта его и представляла. Сила, опирающаяся на другую силу, человек, напитанный ветром, землей и пространством.
– Но чем же они здесь живут?
– Индеец никогда не задаст себе такого вопроса, – быстро ответил Хэрроу. – Они считают, что природа способна обеспечить их с избытком. Только цивилизации белых всегда чего-то не хватает.
Несмотря на резкий тон своего собеседника, Жюльетта радовалась, что разговор все-таки завязался. Она решила не сдаваться.
– Изобилие! В этой пустыне? Если бы мы не захватили котлеты!..
– В природе можно найти все, что нужно. Даже здесь. Конечно, если людей не слишком много.
– Ну вот!
– Да, – сказал Хэрроу, помешивая угли. – Это главная тайна которой владеют все традиционные общества. Ритуальные битвы, жертвоприношения, запреты – все служило тому, чтобы не дать коллективу расти. Тогда и природа была в состоянии кормить людей досыта.
Говоря об этом, Тед становился на удивление красноречивым. Он произносил слова медленно, но чувствовалось, что он коснулся чего-то важного для себя.
– А в один прекрасный день люди перестали видеть богов повсюду и вознесли над миром одного-единственного Бога. Каждая личность, его образ и подобие, стала священной. Человек сделался дороже коллектива, и род людской начал приумножаться. Природы стало ему не хватать, равновесие было нарушено. Изобилие сменилось нищетой.
Зашипел крохотный пузырек газа в угольях. Хэрроу прислушался к дрожащему в воздухе звуку, словно хотел уловить какое-то послание. Огонек погас, и он продолжил:
– Человек стал насильничать над природой, чтобы она производила все больше и больше. Он покрыл землю изгородями и межами, стал вспарывать ее плугом, колоть мотыгами, вскрывать ей кишки бульдозерами и взрывчаткой. И все это лишь для того, чтобы позволить людям размножаться. И получать от природы все меньше.
Казалось, что этим глухим и торжественным голосом говорит сама земля, окутанная прозрачной ночью пустыни и населенная вышедшими из скал призраками.
В тишине нетронутой природы Жюльетта слышала что-то вроде отдаленного гула. В иных обстоятельствах она бы сказала, что это просто кровь стучит в голове, но сейчас она понимала, откуда он шел. От городов с их щупальцами из асфальта и нечистот; от невода автострад, в который попадала земля; от тяжелого шага человеческих легионов, миллиардами живых существ выплескивающихся на беззащитные равнины до самых подножий гор… Это был стон вырубаемых лесов, истребляемой живности, замусоренных рек, загаженного дымом неба и отравленных нефтью морей. Их образы сменяли друг друга в воспаленном мозгу Жюльетты. Они так живо отпечатались в ней, что она была готова кричать. Ни одна книга или статья, ни один пропагандистский лозунг не смогли бы с такой силой воплотить эту грозную явь, как это сделала царившая вокруг молчаливая и пустынная бесконечность.
И все же само существование этого не тронутого тлением потрясающего и девственного мира говорило о том, что бой не проигран. На земле осталось еще не так мало не попранной человеком природы, пустынь, гор, лесов, чтобы неудержимое движение к смерти не могло быть обращено вспять и в один прекрасный день дикий мир не взял бы у человека реванш.
Хэрроу, конечно, почувствовал, что Жюльетту надо оставить наедине с ее мыслями. Завернувшись в одеяло, он пожелал ей спокойной ночи и повернулся на бок. А она еще долго лежала на спине и грезила о грядущем сражении, в котором, как ей казалось, и ей должно найтись место.
Утром они отправились в путь на заре. Не раз тропинка становилась такой узкой, что им приходилось спрыгивать на землю и вести лошадей за собой под уздцы. Потом по шаткому деревянному мосту они перешли бурный поток и двинулись берегом вверх по течению. Вскоре вода разлилась по равнине, образуя старицы с травянистыми и галечными пляжами. Легкий ветер дул им прямо в лицо, скрывая звуки и запахи. Вдруг, агах в пятидесяти перед собой, они увидели антилоп, которые, не замечая людей, пили воду. Хэрроу знаком приказал Жюльетте остановиться. Среди ветвей они прекрасно различали головы животных, их подрагивающие носы и поворачивающиеся словно радары уши. Жюльетта увидела, как Хэрроу заряжает карабин и прицеливается.
Она не могла ваять в толк, как защитник природы хладнокровно берет на мушку диких животных. Жюльетта хотела отвести ствол, но Тед жестко перехватил ее руку.
– Почему ты хочешь убить антилопу? – прошептала Жюльетта.
– Ты думаешь, их следует защищать? – спросил Хэрроу, не сводя глаз с животных.
– Да.
– Что жизнь каждой из них священна?
Он говорил так тихо, что Жюльетта не могла различить интонации.