Сергей Аксу

Не будет весеннего бала

Посвящается псковским десантникам, павшим в жестоком бою под Улус-Кертом

– Черт! Печка опять прогорела! Дров не напасешься! Парни все заборы в округе уже сожгли! – Капитан Розанов встал из-за стола и, выглянув из палатки, крикнул: – Матвеев! Дрова давай! Да посуше!

– Слышали? У морпехов генерал Отраков умер! Сердце не выдюжило, – сказал он, устраиваясь вновь у печки.

– Да, в горах им не сладко! – отозвался лейтенант Травин, собирая «макаров». – На своей шкуре испытали все прелести кавказских гор.

– С хваленым кавказским гостеприимством! – с кривой усмешкой добавил мрачный капитан Бакатин.

Сгорбившись над столом, он нервно курил, уставившись жестким взглядом в пространство.

– Андрей, ты чего-то последнее время на себя не похож. Случилось что? Или с «батей» опять нелады?

– До жены дозвонился. Подает на развод. Достал ее своими командировками. Забирает детишек и уходит к матери. Говорит, сыта нашей героической семейной жизнью по горло без своего угла. Надоело мыкаться по общагам и в долгах быть, как во вшах.

– Как это уходит?

– Татьяна?

– Таня уходит? Шутишь? Да не может этого быть!

– Значит, может!

– Надо же!

– У вас же такая дружная семья!

– Вам все завидовали! Моя Натаха всю плешь мне проела, в пример всегда вас ставила!

– Ну, и как же ты теперь? – спросил старший лейтенант Каретников.

– Да никак! Выпить найдется что-нибудь?

– Откуда? Все вчера выжрали!

– Тут еще Петрик, козел, достал своими вывертами. Тоже мне воспитатель нашелся. Макаренко, твою мать. Понимаешь, Стас, ко всякой ерунде придирается, Пиночет чертов!

– Не одному тебе достается. Вон Саранцева вообще задолбал в доску.

– Зря вы на него наезжаете, мужики! Ему тоже не позавидуешь – дурь долбоебов штабных выслушивать и ублажать. Вот он зло и срывает на нас. Коля, ты же знаешь, у него шурина на прошлой неделе убили, когда «чехи» колонну накрыли под Герзель-Аулом.

– Вчера в Грозном на рынке сопляки расстреляли в спину троих «омоновцев», – вставил лежащий на койке старший лейтенант Саранцев.

– Казанец мелким бисером перед Кадырычем рассыпается! – ни с того ни сего возмутился Розанов. – Без слез не взглянешь! Как шуты гороховые! А Трошин вообще, такое иной раз сморозит – хоть стой, хоть падай! Все склоняют Шамана, всех собак на него навешали. Что отдал приказ стрелять по селу!

– Правильно сделал! – откликнулся Саранцев. – Что молчать в тряпочку, если его людей положили? Бьют из села, так мочи их, не рассусоливай! Я б на его месте раздолбал их к чертовой матери! Пусть сами своими мякинными бошками шевелят, ахмады!

– Все молодцы чужими руками жар загребать! – добавил Травин.

Появился раскрасневшийся рядовой Матвеев с охапкой дров.

– Вот надыбал, дровишки высший сорт, товарищ капитан! – сказал он, улыбаясь во всю ширь своего круглого, усыпанного веснушками лица.

Открыл дверцу печки и, пошуровав в буржуйке, подбросил дров.

– Помню, в Суворовском у нас воспитатель был, капитан Хайруллин, – начал Розанов, пуская тонкими кольцами дым. – Он когда-то, в далекие шестидесятые, в Египте воевал, был инструктором у бестолковых арабов. Рассказывал нам, как они воюют. Надо, говорит, атаку сдерживать, а они побросали позиции, расстелили коврики и давай молиться. Видите ли, время намаза подошло.

– Если б не наши спецы, уж давно бы пирамиды израильтянам просрали.

– Эх, и намучился он с ними. Одно наказание. И с нами, «кадетами», тоже ему было несладко.

– Достали, наверное, воспитателя своими выкрутасами?

– Не без этого. Хотел он с нашими «кадетскими традициями» одним разом покончить. Но не тут-то было.

– А что у вас там за традиции такие?

– У нас было принято, чтобы настоящего «кадета» издалека было видно. Для понта выгибали пряжки ремней, в фуражки и погоны вставляли картонки, чтобы стояли торчком. А кто-то умудрялся даже ложки алюминивые использовать. А еще замачивали зимние шапки, чтобы они садились, и носили их на затылке, либо придавали им форму пирожка и носили на бровях.

– Да это во всей армии такой хренью занимаются! Пацаны, одно слово.

– А когда случался выпуск, была такая забава: выпускники утаскивали пушку, что у корпуса стояла на постаменте, и сталкивали ее под гору. После чего молодняк, которому еще год предстояло учиться, должен был эту пушку вкатить наверх и поставить на место…

У палатки надрывно закудахтал двигатель подлетевшего уазика. Из него выпрыгнул майор Анохин. Что-то бросив через плечо шоферу, хлопнул дверцей, откинул полог и ввалился в палатку.

– Максимыч! Ты откуда?

– «Откуда-откуда?» Оттуда! От маршала Жукова и Штыменко!

– С Петраковым прикатил?

– С ним родимым! Век бы его не видать! Снова подставил, хорек! И кто его за язык постоянно тянет?

– С ним всегда так, то ничего, то вдруг – хрясь! – отозвался капитан Бакатин.

Усталый осунувшийся майор расстегнул бушлат и бросил портупею с кобурой на топчан. Подошел к гудящей буржуйке. Налил из помятого чайника в кружку ароматного чаю. С наслаждением отхлебнул.

– Знатный чаек! Кто заваривал?

– Саранцев!