Не буди во мне зверя

Важно то, что теперь я обладаю уникальной на сегодняшний день технологией и методикой воздействия как на отдельный организм, так и на большие группы реципиентов. А это не просто переворот в науке, это еще и колоссальные практические возможности.

И тебе, — ухмыльнулся он, — в некотором смысле посчастливилось познакомиться с нашими методами на личном опыте. И, надеюсь, ты уже понимаешь, что реальную власть в скором времени будет иметь тот, кто обладает этим «сверхоружием».

— То есть ты, — вырвалось у меня.

— А я этого и не скрываю, — снисходительно улыбнулся Губошлеп.

— Женя, — я старалась говорить как можно спокойнее, — а тебя не смущает…

— Ты имеешь в виду морально-нравственную сторону? — спросил он, не дослушав вопроса.

— Можно сказать и так, — подтвердила я.

— Ты умный человек, Юля, и, думаю, уже успела понять, что власть и нравственность в современном мире несовместны.

— Как гений и злодейство? — снова не удержалась я.

Мой собеседник был достаточно сообразителен, чтобы понять, что я имею в виду.

— А вот тут я с Александром Сергеевичем не согласен, — покачал он головой и посмотрел на меня осуждающе. — Добро и зло выдуманы для посредственностей. А гений — выше этих категорий.

— Ну да, сверхчеловек…

— Напрасно иронизируете, Юлия Сергеевна, напрасно… Но это у вас пройдет.

— Не думаю.

— Да что ты знаешь о себе, — презрительно махнул он рукой. — Впрочем, я не собираюсь с тобой спорить — думай, как тебе угодно… Но хочу предупредить…

Он замолчал, достал из кармана сигареты, закурил и только после этого продолжил фразу:

— Чем больше узнаешь о людях, тем хуже к ним относишься. И у тебя будет время самой в этом убедиться. Очень много времени.

— Ну, хорошо. Все это я понимаю, хотя уверена, что ты не прав.

Губошлеп в ответ только улыбнулся с таким видом, словно услышал глупость от маленького ребенка и не считает нужным ее оспаривать.

— Но чего я не поняла — так это зачем тебе понадобилась я? В качестве наложницы? Не поверю.

— А вот это отдельная тема для разговора, — убрав с лица улыбку, ответил Губошлеп. — И я как раз собирался к ней перейти. Допьем, что ли? — с неожиданно простецким видом предложил он и разлил по бокалам остатки шампанского.

Отпив небольшой глоток, он поставил бокал на столик и поправил очки на носу. Он явно нервничал.

— Я добился в жизни многого. Не всего… но действительно многого, а в недалеком будущем, надеюсь… ну, да ладно. Можешь считать это блажью… Короче, — перебил он себя, — я бы не хотел, чтобы ты считала себя моей пленницей. Я предлагаю тебе стать моей единомышленницей, помощницей… не перебивай меня, я этого не выношу… Извини.

Одним словом, думай. Я тебя не тороплю. Но повторяю — у тебя нет другого выхода. Или ты останешься со мной, или… — он развел руками.

— Или?.. — потребовала я продолжения с нескрываемой издевкой. — Ты убьешь меня?

— Ну зачем же так… — обиделся Губошлеп. — У меня есть другие способы сделать тебя более любезной.

Это была угроза, и скорее всего реальная. Вспомнив некоторые события последних дней, я уже не сомневалась в этом.

«Веселенькая перспектива, — невесело подумала я, — остаток жизни провести в качестве любовницы-зомби. Скорее всего под „другими способами“ он подразумевает нечто подобное».

Поняв, что преждевременно использовал этот аргумент, Губошлеп попытался подсластить пилюлю:

— Но, разумеется, я предпочитаю, чтобы ты не воспринимала меня в качестве врага и насильника. Да, я похитил тебя, но это довольно древний человеческий обычай, — закончил он подобием шутки и протянул мне руку.

Не разобравшись в его намерениях, я машинально отшатнулась.

— Я хотел помочь тебе встать, — смутился он.

— Пока я еще способна делать это самостоятельно.

— Как тебе будет угодно.

Он отошел к двери и оглянулся.

— Я хочу показать тебе мое хозяйство.

— Это любопытно, — ответила я, и на этот раз мне не пришлось лукавить, хотя после нашего совместного завтрака на душе остался отвратительный осадок, а настроение упало почти до абсолютного нуля.

* * *

Я не только удовлетворяла собственное человеческое и женское любопытство, но и анализировала увиденное с профессиональной точки зрения.

Сознание не желало мириться с той фатальной картиной безвыходности, что нарисовал мне Губошлеп. И в душе теплилась маленькая искорка надежды, что каким-то чудом мне все же удастся избежать этой жуткой перспективы и использовать свои наблюдения «на все сто».

И я почти автоматически фиксировала слабые места в обороне помещения, хотя — честно говоря — их не было. Губошлеп прошел хорошую школу, учился на совесть, и это принесло свои плоды.

С точки зрения неприступности особняк представлял собой настоящую крепость. Окруженный высоченным забором с колючей проволокой и стороже — выми вышками, на которых круглосуточно дежурили крепкие хлопцы с каменными лицами и буграми мышц под защитного цвета костюмами, расположенный в центре то ли острова, то ли полуострова на какой-то широкой и многоводной реке, он был идеальной секретной базой и тем более тюрьмой.