Не буди во мне зверя

А у Светки было что-то наподобие отпуска за отлично выполненное задание. Поэтому она смогла провести у меня всю ночь.

Два раза Светка бегала за печеньем и лимонадом и возвращалась с полными руками. Под утро вся моя постель была в крошках, и пришлось ее перестилать.

Несмотря на все «кармические заморочки», Светкины кулинарные пристрастия оставались совершенно детскими. Так, например, она призналась мне, что очень скучает по мороженому.

Его привозили в центр редко, а она «без него жить не может». И очень обрадовалась, услышав, что я могу за раз съесть четыре порции крем-брюле.

Ну, и так далее. Я же говорю, что она оказалась настоящей болтушкой.

И под утро мы совершенно развеселились и хохотали до слез, хотя я уже и не помню, по какому поводу.

А когда она наконец собралась к себе и мы уже попрощались, я не удержалась и спросила:

— Ну и как я там выгляжу… в мужском обличье?

— Очень хорошенький, — засмеялась Светка и послала мне с порога воздушный поцелуй.

ГЛАВА 12

После Светкиного ухода я заснула моментально, словно провалилась. Я запомнила ее последние слова, поцелуй, а дальше — хоть убей, ничего не помню.

Видимо, тут не обошлось без Светкиных «штучек», недаром в ответ на мои заверения, что я уже вряд ли засну, она прохихикала:

— А я тебе дурману подпущу, ты у меня и заснешь как миленькая.

Тогда мне эти слова показались безумно смешными, но, судя по всему, Светка и не думала шутить, хотя и заливалась вместе со мной, видимо, без всякого повода, просто за компанию.

Она вообще любила посмеяться и пошутить. Ничем иным я не могу объяснить, что всю ночь (вернее, весь день, потому что я продрыхла до самого вечера) меня преследовали кошмары, в которых я готовилась сдавать экзамен на право называться мужчиной, и экзамен этот потряс меня своей чудовищной натуралистичностью.

Не буду его пересказывать, чтобы не шокировать читателя, но при одном воспоминании об этом у меня до сих пор кровь приливает к лицу и волосы встают дыбом.

Я снова хотела есть, чувствовала себя молодой и отдохнувшей и не видела причины объявлять голодовку. Поэтому, наскоро умывшись и причесавшись, отправилась в «банкетный зал», вернее, в трапезную, как называли его аборигены центра.

Не подумайте, что к тому времени я смирилась со своей судьбой или Светка сумела убедить меня, что в деятельности губошлеповского центра нет ничего страшного.

Ничего подобного. И Губошлепа, и его детище я ненавидела всей душой. А чем больше узнавала о нем, тем больше у меня было для этого оснований.

Просто находиться в затяжной депрессии мне совершенно несвойственно. «Слезами горю не поможешь», как мудро подметил кто-то из наших предков.

Кроме того, даже в концлагерях, мне рассказывали, люди смеялись и подшучивали друг над другом. Так уж устроен человек, и это прекрасно. А по сравнению с концлагерем — мне вообще грех было жаловаться.

Итак, я направлялась в трапезную, когда в одном из коридоров встретила Жанну.

Она только что вышла от Губошлепа, и, судя по ее виду, их «дружба» была восстановлена.

Она посмотрела на меня со снисходительной улыбкой и почти нежно сказала:

— Вот кстати… Евгений Матвеевич просил тебя зайти.

— Это срочно? — спросила я и заслужила еще одну улыбку, на сей раз означавшую, что я сморозила глупость.

— Если просит Евгений Матвеевич, то таких вопросов не задают, — снизошла она до ответа, продемонстрировав тем самым полную и окончательную победу надо мной.

— Но я могу выпить хотя бы чашку кофе?

На сей раз Жанна только пожала плечами и пошла своей дорогой.

Но жест был слишком красноречив, чтобы я его не поняла. Означал он примерно следующее: «Мое дело предупредить, а ты — как знаешь».

И все же, прежде чем отправиться в кабинет Губошлепа, я заскочила в трапезную и выпила чашку кофе с булочкой и поболтала с дежурившим там молодым человеком. А уж потом демонстративно неторопливой походкой направилась к «шефу».

Возможно, это было ребячеством, но терять мне, насколько я понимала, уже было нечего.

Хозяин встретил меня неприветливо.

От его былой предупредительности не осталось и следа — он даже не предложил мне сесть, и я вынуждена была сделать это без приглашения.

Разумеется, ни о каком угощении теперь не было и речи.

Губошлеп сидел за своим рабочим столом и сверлил меня взглядом. А я, чтобы не участвовать в этой комедии, стала изучать узор на ковре.

Некоторое время мы просидели в тишине, наконец Губошлепу это надоело.

— Где ты была? — спросил он голосом, напоминающим отдаленный раскат грома.

В ответ я подарила ему взгляд, полный недоумения.

— Тебе передали, что я тебя жду?

— Иначе бы я не пришла.

— Значит, передали?

— Да.

— Ты считаешь, что у меня есть время ждать тебя часами?

— А что за срочность?

Я специально лезла на рожон, потому что терпеть не могу подобных интонаций от кого бы то ни было. Обычно в эти игры играют мелкие провинциальные начальники. Шишки на ровном месте.

Он решил сменить тактику:

— Впрочем, что и ожидать от секретного агента, прошедшего огонь и воду. От «супервумен».