Не было и не надо

ГЛЕБОВ. Ааа, это такая история, братан. Я обижен на нее, конечно, был все это время. Да. Обидно, вот прям, бл…, тошно как обидно. Бросила. Потом немного отпустило. Я как узнал, что она… ну… умерла. Хмырь этот позвонил. Я говорю ему, да приеду, проститься, да. А потом такой сижу. И в голове все крутится, веришь? Картинки. Институт, там. Как комнату снимали, у бабки какой-то. Вот, мы с ней лежим. С Ленкой. Голые. У меня пепельница холодная на груди. Курю. Темно. Штору качает. Форточка открыта. Снег скрипит. Троллейбус первый, утренний, гудит. Она спрашивает меня, а ты смерти боишься? Есть, говорит, такие моменты, когда уже умереть не страшно. Когда ты счастлив вот в моменте. Вот именно сейчас. И говорит мне дальше, пообещай, если ты меня любишь, только точно пообещай, если я раньше тебя умру, ты меня сожжешь, а пепел развеешь над морем. Такая вот романтика. Не хочу, говорит, ни могил, ни гробов, хера-боры вот этой всей. И воспоминаний не хочу. Пообещай. Ну я и пообещал.

МАРК. Грустная история. Слушайте, ну это когда было? Сейчас бы она, наверное, по-другому сказала.

ГЛЕБОВ. Я пообещал.

Глебов достает из кармана фляжку, откручивает крышку и надолго прикладывается.

МАРК. Здесь пить нельзя. Будете пить – лучше уходите.

Глебов быстро убирает фляжку.

ГЛЕБОВ. Хорошо, хорошо. Надо чего-нибудь… Бодрящего.

МАРК (открывает стола ящики) Тут, наверное, чай можно попить. Нет что-то ничего только…

ГЛЕБОВ. Я щас наверх метнусь, в автомат. Все равно сидим. За кофейком.

Глебов убегает. Марк смотрит на стопку учебников и резко отодвигает их в сторону.

Входит ЗАВОТДЕЛЕНИЕМ. Из-под короткого халата – виднеется край юбки и золоченные туфли. Сильно накрашена. Выражение лица властное.

ЗАВОТДЕЛЕНИЕМ. Что это тут за проходной двор? Ты кто?

Марк вскакивает.

МАРК. Я… сторож… первый раз.

Завотделением опускается на диван.

ЗАВОТДЕЛЕНИЕМ. Ночь только началась, а я уже так устала. Да, я знаю. Знаю. Новенький ты. Студент какого курса? (похлопывает ладонью по дивану). Садись-ка рядышком.

МАРК. (усаживаясь рядом) Третьего.

ЗАВОТДЕЛЕНИЕМ. Травму кто ведет у вас? Фельдман?

МАРК. Нет. Ашкенази.

ЗАВОТДЕЛЕНИЕМ. А Фельдман где?

МАРК. Умер, говорят.

ЗАВОТДЕЛЕНИЕМ. Умер?! Ничего себе. Молодой же вроде еще старичек был. Еще у меня вел в свое время. А Ашкенази этот выскочка, одногруппник мой. Хорошо учишься?

Марк кивает.

ЗАВОТДЕЛЕНИЕМ. Молодец. (вздыхает, выпрямляет спину, выставляя вперед массивную грудь) Будем вместе дежурить. Как тебя звать-то?

МАРК. Марк.

ЗАВОТДЕЛЕНИЕМ. Какое красивое имя. Ночные дежурства, молодой человек, коварная вещь. Коварная, да. Но ты привыкнешь. Поднимешься потом ко мне в офис, хорошо?

Марк неуверенно кивает. Завотделением встает. Марк вскакивает. Завотделением уходит.

Входит Глебов.

ГЛЕБОВ. Что за тетя? Она тебя клеит стопудово. Угощайся.

Глебов ставит на стол стаканчики кофе и кладет упаковку печенья. С треском вскрывает упаковку. Берет себе один стаканчик и одно печенье.

МАРК. Это завотделением. Вы можете, кстати, с ней поговорить. По своему делу.

ГЛЕБОВ. (отпивая из стаканчика) С этой? С этой точно не договоришься. Бери, че ты? Это просто так.

Марк берет свой стаканчик и печенье. Глебов усаживается на край стола, сметает крошки с пальто.

ГЛЕБОВ. Кофе дрянь. Че я сижу тут? Скукота. (отставляет стаканчик и берет попавшуюся под руки журнал, листает) Тааак… (читает) Рано стала вдовой… ага… супруги во время медового месяца путешествовали по Шри-Ланке… Так… Крокодил утащил мужа под воду, пока тот мочился в лагуну. Обезображенный труп всплыл через пару недель без рук и ног. Ну дак, кому понравится, что какой-то хрен ссыт на твой дом.

Глебов бросает журнал обратно.

ГЛЕБОВ. Что я сижу тут? Не откроешь ведь ты мне?

МАРК. Опять?

ГЛЕБОВ. Ладно. Напарника твоего дождусь. Его подкуплю.

МАРК. Вас же арестуют.

ГЛЕБОВ. Я обещал.

МАРК. Тут что-то другое у вас.

ГЛЕБОВ. Что-то другое? У тебя девушка есть?

МАРК. Нет.

ГЛЕБОВ. Ну вот видишь.