Не было нам покоя

Она склонилась и заглянула в шкаф сквозь щель в двери, но мальчики просто молча сидели внутри, и она оставила их в покое. Из других детей на поминках были только одноклассники Элайджи, и они казались ей огромными и старыми, как настоящие взрослые. Даже их скорбь была какой-то взрослой, тусклой. Они окружили ее, как огромные деревья в старом лесу. Она стояла рядом с родителями, пока они обменивались с другими приглушенными репликами, избегая обсуждать смерть Элайджи. Вместо этого все говорили о том, как он был молод и сколько всего не успел сделать. Она уже понимала, что такое смерть и самоубийство, но глубокое отчаяние, толкнувшее его на такой поступок, было ей неизвестно. Она чувствовала странное чувство вины за пропасть, что отделяла ее от мальчика, которого они пришли оплакать.

Первыми настоящими похоронами стали для Эмберлин похороны Линка. Так как до этого ее опыт ограничивался одними поминками, то у нее в голове сложился образ похорон, которые она почерпнула из фильмов. Там одетые в черное люди собирались на ярко-зеленом газоне кладбища, и гроб опускали в землю. Они кидали на крышку цветы и пригоршни земли. Камера постепенно отдалялась от сцены. Светило яркое солнце – либо дождь лил как из ведра, и тогда все прятались под черными зонтами.

В реальности же похороны Линка проходили в помещении, потому что его кремировали, а прах поместили в маленькую урну с желто-рыжим узором в виде солнца. Пришли одноклассники, которые до этого не общались ни с Эмберлин, ни с ее братом. А вот Ноэми осталась дома. Ческа Амато сопровождала Лайл с родителями.

На похоронах все спрашивали, где Ноэми, причем спрашивали Лайл, а не Ческу. Эмберлин ничего не сказала, а вот ее подруги свое мнение высказали. Брианна сочла ее отсутствие «подозрительным», а Карли – «оскорбительным». Это было первым, что они сказали ей на церемонии. Может, им казалось, что если говорить о чем-то обыденном, то можно притвориться, что жизнь идет своим чередом. А может – что было гораздо хуже, – даже на похоронах Линка их больше всего интересовали мелочные, злобные сплетни.

Эмберлин пожала плечами и, пока они увлеченно шушукались, ускользнула с их глаз. Хотя с Ноэми их объединяли и ежедневные поездки на автобусе, и общая школа, и Линк, Эмберлин считала ее холодной, отстраненной и непонятной. Однако ей самой ужасно не нравилось, когда другие поспешно судили о людях, и она старалась давать людям второй шанс. Может, Ноэми не пришла, потому что ей было слишком грустно. Это бы Эмберлин поняла. Ей и самой не очень хотелось приходить на похороны.

Гэтан стоял рядом с мистером Миллером, как и его дети, – точно был одним из них. Всю долгую, бесконечно долгую церемонию он злобно таращился на Лайл. Гэтан застыл в своей позе, словно горгулья, что сидели по краям крыши собора, у водостоков. Миллеры оба расплакались, Лайл тоже и несколько каких-то незнакомцев. Но Эмберлин не плакала. Нос у нее покраснел и чесался, но слез не было.

Как только служба закончилась, Гэтан спросил у Лайл:

– А Ноэми где черти носят?

– Она не смогла прийти.

– Чего это?

– Я… Ну, я не знаю. Может, плохо себя чувствовала.

– Мне тоже не очень хотелось идти, – ответил он.

Он оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что его никто не слышал. Эмберлин отступила на шаг, чтобы Гэтан ее не заметил.

– Ну и ничего страшного. Линку бы все это тоже не понравилось. Он бы сказал, лучше бы его смыли в унитаз. Хотя жалко, что она не пришла.

Гэтан шмыгнул носом, и на секунду Эмберлин показалось, что он расплачется – это стало бы самым ужасным, что она видела за день. Но вместо этого он отошел в сторону и вышел из похоронного зала.

– Наверное, он прав, – еле слышно сказала Эмберлин.

Лайл вздрогнула, услышав ее голос. На ней было простое черное платье-рубашка, и Эмберлин задумалась, видела ли ее вообще когда-нибудь не в брюках.

– Мы с родителями разговаривали об этом… знаешь, есть служба, которая запускает твой прах в космос. Думаю, Линку бы понравилось. Но это довольно дорого, так что… – Эмберлин подняла взгляд на лампочку в потолке, и постепенно мышцы ее лица расслабились.

– Хочешь пойти прогуляться? – спросила Лайл.

– Да!

Они дошли до конца квартала и уселись на цементную тумбу на парковке у собачьей парикмахерской. Люди вносили собак внутрь и выносили оттуда. Отрезок земли между зданием и парковкой был усыпан колотым белым камнем; девочки выбрали по одному и принялись рисовать на асфальте. Собственные имена, сердечки, спиральки – всякие легкие узоры, потому что рисовать из них всех умел толком только Линк.

Потом Эмберлин написала имя Линка и обвела в прямоугольную рамку, такую жирную, что израсходовала на это почти весь свой мелок.

Всего за неделю до смерти Линк сходил с Ноэми на выпускной бал. Строго говоря, Ноэми отказалась с ним идти, но вместо этого согласилась на антивыпускную вечеринку в лесу.

Эмберлин заметила, что между ними мелькают невидимые искры. Она спросила его, встречаются ли они, но он ничего не ответил.