Не девичья память

— Но частного детектива никто не допустит…

— Не беспокойся, ты же знаешь, где работает Богдан.

— Ну да. — Коршунова задумалась, и Трофимов ее не торопил.

— Я… Я даже не знаю. — Елена Павловна стиснула пальцы правой руки левой.

— Лена, мы не должны упускать такой возможности, — проникновенно произнес Юрий Евгеньевич, осторожно коснувшись ее плеча.

— Я согласна, — кивнула Елена Павловна, — я готова заплатить более, чем хорошо, — неожиданно горячо вырвалось у нее, — только…

— Не беспокойся, Богдан все сам уладит.

Коршунова кивнула и снова отвернулась к окну, где осенний день продолжал писать дивные картины из листьев, цветов и лучей, а Юрий Евгеньевич вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.

Если бы Шура был магом и волшебником, он немедленно сделал бы так, чтобы в родном полицейском отделении воцарились тишина и порядок.

— Но черта с два! — выругался Наполеонов.

То и дело звонили телефоны, раздавались торопливые шаги, хлопали двери, стучали чашки, из которых постоянно пили чай или кофе, кто-то безумолку стрекотал за стеной, а из туалета валил столбом сигаретный дым.

— Содом и Гоморра, — сердито проворчал Шура.

На его столе снова затрезвонил телефон.

— Наполеонов слушает.

— Здравствуйте, Шура! Или лучше Александр Романович? — пророкотал из трубки бархатный голос.

— Здрасте. Смотря, кто беспокоит…

— Вас беспокоит Богдан Трофимов из Н-ска, надеюсь, вы меня не забыли?

— Нет, конечно, рад слышать. И для тебя я — Шура.

— Спасибо. Я, в общем-то, звоню по делу.

— Жаль, так ты не у нас в городе?

Богдан вспомнил, что они с Шурой в прошлый раз перешли на «ты», чертыхнулся про себя и ответил:

— У вас. Мне очень нужно с тобой поговорить, я, собственно, для этого и приехал. Где и когда мы могли бы встретиться?

— А ты где сейчас? — спросил Шура.

— Недалеко от речного порта.

— Как я понимаю, ты на машине?

— Да.

— Тогда подъезжай… — Шура назвал улицу недалеко от своего местопребывания, — там есть кафе «Ветерок». Буду ждать тебя на открытой веранде в двенадцать часов.

— Спасибо, Шура.

— Пока не за что.

Через некоторое время Наполеонов убрал в сейф дело, над которым работал, и вышел на улицу.

Погода радовала. Солнце, висевшее в синем небе, казалось по-летнему золотым. Только свет, лившийся с небес, был не ослепительным, а мягким.

— «Есть в осени первоначальной, короткая, но дивная пора. — Весь день стоит как бы хрустальный…», — вдохновенно продекламировал Шура вслух строки Тютчева и, заметив улыбки прохожих, улыбнулся им в ответ.

Лениво плывшие облака настроили следователя на еще более лирический лад, напоминая взбитые сливки для его любимых пирожных…

Шура двигался пешком в сторону кафе «Ветерок», мысленно он представлял загородный дом своей подруги детства Мирославы Волгиной и Мориса Миндаугаса, колдующего на кухне…

Хотя Морис вовсе не был поваром, юрист по образованию, занесенный каким-то таинственным ветром из Литвы в российский город на Волге, он работал в детективном агентстве Мирославы. Непревзойденным кулинаром Миндаугас был по призванию и занимался любимым делом в свободное от работы время.

Так, пребывая в мечтах, незаметно для себя Шура дошел до «Ветерка» и сел за один из столиков, благо в будни в середине дня почти все они были свободны.

И тут он вспомнил, что ему надо еще съездить по одному из дел, которые он вел.

Хлопнув себя по лбу, Наполеонов достал сотовый и набрал номер одного из оперативников Аветика Григоряна и, когда абонент отозвался, быстро проговорил:

— Аветик, я в «Ветерке», не в службу, а в дружбу пригони мою «Ладушку».

— Сию минуту, господин следователь, — хмыкнул Григорян и отключился.

Наполеонов увидел подъехавший серебристый «Опель». Из него вышел Богдан Трофимов и быстрым шагом направился к кафе. Они встретились глазами, и Трофимов уже через минуту сидел с Шурой за столиком.

— Что тебе заказать? — спросил Наполеонов.

— Только кофе.

Наполеонов пожал плечами:

— Кофе у них неплохой, а пирожные — просто изумительные.

Богдан невольно улыбнулся, он уже знал о Шуриной слабости к сладкому.

В это время в кафе вошел стройный брюнет, неторопливо окинул посетителей влажным взглядом насмешливо сияющих черных глаз, все так же не спеша, прошел к столику, за которым сидели Шура и Богдан, положил перед Наполеоновым на стол ключи от автомобиля и молча удалился.

— Спасибо, Аветик.

— Не за что, — бросил тот, улыбнувшись.

— Кто это? — зачарованно спросил Богдан.

— Оперативник наш. «Ладу Калину» мою пригнал, я из-за хорошей погоды стал рассеянным, забыл, что мне отсюда еще по делу одному заехать надо.

— А…

Когда кофе и пирожное были уже на столе, Трофимов приступил к делу:

— Шура, у моей крестной убили сына.

— Сочувствую.

— Вернее, даже замучили.

Шура молчал, но Трофимову показалось, что во взгляде Наполеонова промелькнула заинтересованность, и он продолжил:

— Его нашли в съемной квартире абсолютно голым, связанным в постели. Притом веревки были не только на руках и ногах… Ну, ты, понимаешь…

— Не совсем.

— Его изнасиловали, следствие предполагает, что преступница была не одна, и он скончался от сердечного приступа. Короче, его замучили.