Не девушка, а крем-брюле

– Здрасте, теть Галь, – свесилась Гулька. – Василиса посуду моет.

– Это ты курила? – призвала к ответу подругу дочери старшая Ладова.

– Я, – внятно произнесла Хазова и встала рядом с Гульназ.

– Мы, – исправила ее Низамова и пнула по Юлькиной ноге со всей силы. – Это мы, теть Галь.

– Все, – как отрубила Галина Семеновна и решительно зашагала к подъезду. – С меня на сегодня достаточно!

Пока разгневанная мать маршировала вверх по лестнице, три девицы спешно инсценировали следы уборки: включали воду, прятали пустые бутылки в вихаревскую сумку, сдвигали посуду. Для пущей убедительности Хазова даже нацепила на Василису кухонный фартук и завернула той рукава до локтя:

– Главное, не дыши в их сторону, – раздавала она последние инструкции и косилась на мирно сопящего Вихарева.

Зрелище, представшее взгляду ворвавшихся в квартиру ладовских родителей, не имело ничего общего с тем, что ожидала увидеть у себя в доме Галина Семеновна. Стекла в серванте, равно как и на окнах, были целы и невредимы, янтарные картинки висели на своих местах, а на полу не было следов битой посуды.

– Вот видишь, Галя, – с опаской улыбнулся ей Юрий Васильевич и икнул: – Все в порядке.

– Здравствуйте, Галина Семеновна, – прихватив стопку грязной посуды, обратилась к старшей Ладовой одноклассница ее дочери, при этом нацепив на лицо выражение глубокого раскаяния. – Извините нас, пожалуйста.

– Нас – это кого?

– Нас – это нас, – повесила голову Низамова, стараясь ни в чем не отставать от Юльки.

– Я Гуля, – Галина Семеновна никак не могла успокоиться, – от тебя такого не ожидала.

– Я тоже, – на всякий случай согласился с женой Ладов, потому что очень надеялся на продолжение банкета.

– Я теть Галь, сама от себя такого не ожидала… – потупилась Гульназ и покосилась на застывшую со стопкой тарелок в руках Хазову.

– Это, знаете ли, болезни роста, – повела свою партию Юлька. – Каждый подросток рано или поздно должен решить для себя вопрос о том, что он собирается делать со своей жизнью: будет ли он курить, пить, воровать, употреблять наркотики… Психологи уверяют, что это не компания ищет человека, а человек – компанию, поэтому дело взрослых – принимать своих детей такими, какие они есть. Возможно, именно эта практика приятия близких со всеми их недостатками и есть залог честных и дружественных отношений между родителями и детьми.

Услышав это, Ладовы вытаращили глаза и уставились на одноклассницу дочери с выражением искреннего изумления. Житейский опыт говорил им о том, что перед ними не шестнадцатилетняя девица, а по меньшей мере инструктор по делам несовершеннолетних, но глаза уверяли их в обратном.

– Кроме того, – Хазова просто наслаждалась произведенным эффектом, – наблюдения над собственными ощущениями в процессе курения убедили меня в том, что это занятие мне неприятно. И я приняла решение: никогда не курить. Согласитесь, могла бы я быть уверенной в правильности своего выбора, если бы не приобрела этот опыт?

Ладовы согласно кивнули, не проронив ни одного слова.

– В любом случае, – Юлька перешла к завершающей части своего выступления, – я еще раз прошу извинить меня и мою подругу, – Гулька в знак причастности к извинениям быстро пристроилась к хазовскому плечу, – за причиненные неудобства.

Дожидаться ответа Василисина одноклассница не стала и с гордо поднятой головой продефилировала на кухню, держа на вытянутых руках стопку грязных тарелок.

– Подожди-ка, Юля, – наконец пришла в себя Галина Семеновна. – А твой папа согласен с таким подходом?

– Мой папа, – обернулась Хазова, – с ним вообще не знаком. Он слишком занятой человек. И у него совершенно нет времени на то, чтобы подумать, чем живет его собственная дочь, – последняя фраза произносилась Юлькой с особой интонацией горечи.

«Слава богу, – подумала Хазова, – папа сейчас этого не слышит». Мысленно Юлька попросила прощения у «занятого человека» и тут же нашла своему поступку достойное оправдание: «Если для дела, то можно и соврать».

Последняя реплика одноклассницы Василисы произвела в сознании правильной и ответственной Галины Семеновны эффект разорвавшейся бомбы.

– Господи! – чуть не заплакала старшая Ладова и, догнав Хазову, заключила ее в объятия вместе со стопкой грязной посуды. – Бедный ребенок! Бедная девочка!

Это была победа. Враг был разбит наголову, моральные потери минимизированы, мир восстановлен.

– Говорил я, надо было вторую рожать, – расчувствовался Юрий Васильевич, и мечта о продолжении банкета, например, в честь примирения, приобрела реальные очертания.

– Ну, где посуда-то? – выглянула из кухни Василиса и застала Юльку в объятиях собственной матери.

– Во как! – подмигнула ей Низамова, наивно предположившая, что ураган пронесся мимо. Но не тут-то было. На явление собственной дочери Галина Семеновна отреагировала особым образом.

– А с тобой у меня будет отдельный разговор… И с тобой, – старшая Ладова грозно посмотрела на Гульку.

– Я же извинилась, – промямлила Низамова и захлопала ресницами.