Не Господь Бог

– Костя, – следом протянул он руку Костику, – рад, что у меня появился братик. Не помню, что просил об этом отца, но уж что теперь, – Костик уловил на себе строгий взгляд отца, перестал шутить и протянул руку в ответ.

– Мне надо это переварить, – сказал Дима.

Дима встал. «Это всё, разговор окончен?» – переглянулись Корзуновы.

– Дмитрий Алексеевич, – смешался старший Корзунов.

– Для вас всегда Дима. Слушаю, – ответил Дима.

– Прости, может быть, внесёшь ясность насчет нашего положения в компании? Мы слышали, ты внес ряд кадровых изменений, – Корзунов тщательно подбирал слова.

– Ну что вы, Павел Андреевич, вы человек незаменимый. И разве я могу уволить отца?

Он повернулся к Косте.

– И брата. Прости, твоё место занято Савельевым. Но мы что-то подберём. Топ-менеджер международных проектов тебя устроит? – спросил Дима.

– Более чем, – скромно и с достоинством под взглядом отца ответил Костя. Хотя ответить ему хотелось совсем другое.

– Что ж, – закончил Дима семейный разговор окончательно. – Ещё раз благодарю за искренность и проявленное участие к моей судьбе.

Корзуновы вышли, озадаченные реакцией «мозгляка».

– Не такой уж киндер-сюрприз, покерфейс умеет держать, – заметил Костик.

– А твой похерфейс всё выдает, – сердито сказал отец. – Перестань ёрничать. Нужно войти в доверие. Это сейчас самое главное. Ему опереться не на кого. А тут мы. Ту девку переводчицу можно не брать в расчёт.

– А та тётка, которую он вызвал? У неё теперь свой кабинет.

Костик указал на новую вывеску двери бывшей комнаты отдыха.

– Психолог, не смеши меня, – презрительно хмыкнул отец и направился к лифту.

Лена и Мичурин остались у бутылки шампанского вдвоём. Машка, допив одним глотком, удалилась к себе похвалиться новостью перед теми, кто её обошёл. Студенческий обмен – отстой, она едет стажёром, настоящим стажёром от Росгаза. Утритесь, уродцы.

– Да ты просто волшебница! – чокнулся Мичурин с Леной. – Как тебе это удалось? Кстати, поздравляю! Вот уж не ожидал. Всё так стремительно.

– Не говори, – только и ответила Лена.

Она опустилась на диван.

– Прости, устала.

– С непривычки-то. Как начальство?

– Хваткий руководитель, – все также устало и лаконично ответила Лена.

Лена была не слишком-то разговорчива. А Мичурину надо было знать, понять: у них есть или нет? Это мучало его не первую ночь. Не давало спокойно спать, ни с кем-то, ни одному.

– Машка мне сказала, это тот самый, девственник? Надо же! Как пролечили мы его с тобой. Прямо как Илона Маск, мир покоряет. Интересно, какими средствами?

Лена ничего не ответила.

– Может мне к тебе в пациенты? А то так и застрял в хирургах, неперспективный!

Лена на шутку не ответила, да и не шутка это была. Оба знали. У Мичурина была зависть к молодому, успешному, с кем Лена теперь бок о бок.

«Зачем я тогда отправил девственника к ней? Болван!» – клял он себя в машине по пути домой. Названивала Аня. Но Мичурин не взял трубку.

Лена рассеянно смотрела в экран планшета Машки – та перебирала варианты размещения в далёком Вашингтоне. И мать делала оживлённый вид. В отличие от Мичурина Машка провела с матерью куда больше времени, её было не обмануть.

– Мам, ты чего такая грустная? – спросила Машка.

– Мне будет тебя не хватать, – ответила Лена. И ведь не соврала.

Ей действительно будет не хватать этих вечеров за сериалами, утреннего треска соковыжималки и ворчанья дочки насчет «приюта». Котята с щенятами розданы. Осталось отправить в новую жизнь человеческих детей.

– Каким средствами? – спросил её Мичурин. И эти слова застряли в Лениной голове.

Дима вернулся поздно. Ну и денёк. Он чертовски устал, дёрнул с шеи в прихожей галстук. Только когда он увидел Катю, вспомнил, что сам отдал ей утром ключи. В квартире был полумрак. В столовой был накрыт стол, шампанское, свечи.

– Привет! Устал? Ужинать будешь?

Так принято встречать своего мужчину с работы, она это видела в кино и читала в книжках.

Кате стоило больших трудов приготовить этот ужин. В отличие от Вики, она была незнакома с техникой в квартире и не знала, где там что. Очень переживала. Катя боялась что-то сломать, испортить, нарушить, проснуться, в конце концов. Изображая хозяйку дома, невесту, почти жену, она постепенно вникала в роль. Как Дима освоил роль Костика.

Паста удалась. Вино было отменным. Дима ел, благодарил и не чувствовал вкуса.

Его отцом был Корзунов, которого он видел каждый день. Костик – брат, он никак не мог переварить это в своей голове.

– О чём ты думаешь? – прорвался голос Кати.

– О нашей свадьбе, о чём же ещё? – ответил Дима.

Катя, минуту назад смотревшая на чужого человека с пустым взглядом напротив, молча жующего макароны, гадавшая, живой он вообще или робот, просияла.

«Он просто устал, просто устал», – говорила она себе, убирая со стола. Хорошие хозяйки никогда не оставляют на завтра грязной посуды. Она же не хочет, чтобы жених подумал, будто она грязнуля.

Дима думал о том, что делают в его спальне женские вещи. Ах да, он сам распорядился.