Не говори, что лес пустой...

— А что удивительного? Читал ведь заявление товарища Сталина. Ясно сказано, что это не частное дело испанцев, а общее дело всего передового человечества. С тех пор как напечатали, я не видел ни одного кадрового военного, который не просил бы направить добровольцем.

— И вы просили?

— И я, — коротко ответил старшина.

Давлят придержал шаг. Волна восторга захлестнула его, и он, краснея, горячо и сбивчиво произнес:

— Если бы меня спросили, товарищ старшина… спросили, пошел бы я с вами на край света, на выполнение трудного, смертельно опасного задания, то я… я ответил бы «да», ни секунды не колеблясь, сказал бы: «Пойду безо всякого!»

Старшина засмеялся.

— Спасибо, брат! У военных всегда — один за всех и все за одного. Без этого нельзя.

Они вышли к воротам, за которыми шумела улица. Взгляд упал на большие двусторонние часы над воротами. Было семнадцать часов пятнадцать минут.

— Ого! — воскликнул старшина. — Почти час говорили… Да, а почему ты остался в казарме, не взял увольнительную? Выходной ведь.

— Вечером пойду, — ответил Давлят.

— На свидание? — подмигнул старшина.

— В театр, — сказал Давлят. — Один. — И, засмеявшись, предложил идти с ним.

— А что, пошел бы… Какой спектакль?

— «Мятеж» Фурманова.

— Не видел. Ты подожди меня, я быстренько переоденусь, наведу красоту и зайду за тобой.

— Хорошо, буду ждать. Нужно выйти не позже семи… то есть девятнадцати часов.

— В девятнадцать ноль-ноль я у тебя, — сверкнул белыми зубами старшина.

И точно — пришел минута в минуту. В руках он держал книгу.

— Это та, что я тебе обещал. Спрячь, потом почитаешь.

Давлят, взяв книгу, глянул на обложку: «Н. Неверов. Ташкент — город хлебный».

— Спасибо, — сказал Давлят и, сунув книгу под подушку, спросил: — Пошли?

— Идем, — кивнул старшина.

Но не успели они дойти до ворот, как старшину окликнул дежурный по училищу и, подбежав, сказал, что звонил командир роты, просил никуда не отлучаться, дождаться его.

Давлят и старшина в смятении уставились друг на друга, потом старшина вздохнул:

— Такова, брат, наша старшинская доля… Вот тебе, мой театр!

Давляту стало обидно за него, он сказал:

— Я тоже могу не пойти, товарищ старшина. Пойдем в другой раз.

— Не выдумывай, иди…

Но Давлят не сдвинулся с места. Ему не хотелось оставлять старшину, хотя желание попасть на спектакль было огромным. Старшина уже пошел с дежурным к казарме, а Давлят, глядя им в спины, еще не решил, как быть, когда вдруг услышал голос постового от ворот:

— Курсант Сафоев! Вас спрашивают родственники.

«Какие родственники?» — подумал Давлят и, выскочив за ворота, увидел шагах в десяти, под деревом, что росло на краю тротуара, самых дорогих на свете людей — Максима Макаровича и Наташу.

— Папа, это Давлят? — прозвенел радостный голос Наташи.

Она бросилась навстречу…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Время первой любви, время сладостных грез и дивных мечтаний, неизъяснимых душевных волнений, сердечного трепета и чистых, светлых порывов, время, которое можно сравнить разве только с ранней весной, когда оживает природа!.. Наташе минуло в январе шестнадцать, она собирала цветы этой чудесной поры. Ладной фигурой, смуглым нежным овалом лица, ниспадающими на плечи темно-каштановыми волнистыми волосами, большими, как сливы, глазами и звонким голосом она могла пленить любого юношу.

— Как ты вырос, Давлят, возмужал! — пропела она, не сводя с него любующегося взгляда и держа его руку в своей, сухой и горячей.

— А ты-то, ты сама! — ответил Давлят, охваченный глубоким волнением. — Вон какая большая ты стала!

— Правда? — засмеялась Наташа и быстро встала рядом, намереваясь померяться ростом.

Но тут подошел Максим Макарович, обнял Давлята, расцеловал и, не снимая рук с его плеч, заглядывая в глаза, сказал:

— Молодец, комиссар-заде, хорошо! Сразу и не признаешь, джигитом глядишь!

— Здравствуйте, дядя Максим, салом… Откуда вы взялись? С чего вдруг нагрянули? Что случилось? Как тетя Оксана? Шура? Они не с вами? — забросал Давлят вопросами.

Максим Макарович отвечал:

— Приехал в командировку, Наташа со мной, сказала, хочу увидеть Давлята, отпросилась в школе на несколько дней… Оксана Алексеевна и Шура велели передать большой привет и поцеловать столько раз, сколько на небе звезд…

— …а в пустыне песчинок, — засмеялась Наташа.

Давлят перевел глаза на нее. Розовея, она опустила голову и принялась разглядывать носки своих черных туфель.

— А где ваши вещи? — спросил Давлят, преодолевая смущение.

— Мы остановились у Николая Петровича, — пояснил Максим Макарович. — Если можешь, пойдем к нему, он приглашал тебя, там обо всем и поговорим.

Однако Давлят предложил пойти в театр. Наташа, опережая отца, с радостью согласилась.

— Тарасевичи же будут ждать, — сказал Максим Макарович.

— А мы позвоним, — ответила Наташа.

— Но хоть бы переодеться…

— Я переоделась, — сказала Наташа и, шутливо крутанувшись на месте, раздула колоколом платье да так повела плечами, что отцу ничего другого не оставалось, как улыбнуться и согласиться.

— Ну что с вами делать! Коли молодых тянет в театр, мне, старику, приходится подчиниться. Айда! — махнул Максим Макарович рукой.