Не говори любви «прощай»

А Люба думала об этом, когда стирала, готовила ужин, шла по улице, поливала цветы, вела уроки в школе… То есть двадцать четыре часа в сутки. Она походила на натянутую струну, которая — еще мгновение — и лопнет, не выдержав перегрузки.

Пару дней назад Люба поставила тесто для пирогов и, хотя ничем особо занята не была, забыла о нем напрочь. Сначала она слонялась по квартире, пыталась читать, потом решила прогуляться к пруду. Она долго сидела на скамейке, смотрела на мутную воду. Зашла в церковь, поставила свечки, помолилась. Гена сказал, что придет поздно — накопилось много дел. Спешить было незачем, и Люба зашла еще в парк, который был заполнен молоденькими мамашами с колясками. Шум, производимый карапузами, вся эта суета почему-то вызвали у Любы слезы. Дети вырастают, заводят семьи и собственных детей, а у ее Инки все наперекосяк.

Вернувшись домой в совсем не изменившемся настроении, она обнаружила, что тесто расплылось не только по столу, но и по стоящим вокруг матерчатым стульям, с которых плавно перетекало на пол. Полночи Люба отскребала это безобразие, оставив семью без ужина, а слепленный из остатков пирог получился кислым и малосъедобным.

С этим надо было что-то делать. Как-то отвлечься.

Люба давно хотела повесить на пустые после ремонта стены своей квартиры какие-нибудь картины, как это делали все приличные люди. Коллега по работе, которая славилась своей приближенностью к искусству, дала ей несколько визиток с телефонами художников. Вчера Люба попыталась до них дозвониться. Отозвался только один — Гавриил Панюков, к которому они сейчас и пришли. Остальные мастера на звонки не ответили — видимо, пребывали в творческих поисках и игнорировали телефон.

— Сюда, пожалуйста. — Гавриил провел их в соседнюю, не менее просторную комнату, где и находились его работы.

Люба с Варей огляделись. Комната была уставлена скульптурами, бюстами и барельефами. Никакой живописью здесь и не пахло. Если ею тут и занимались, то, наверное, подпольным способом.

— Ты что, памятники решила расставить в своей квартире? — шепотом спросила Варя, когда художник отвлекся на какого-то знакомого.

— Мама родная! — совсем растерялась Люба. — Я была уверена, что он пишет картины. Ну коллега — удружила! Знаток искусства…

В центре комнаты, на самом видном месте, стояла глиняная скульптура. Это была фигура человека, изогнутого как дерево на ветру, которое, казалось, совсем не имеет опоры.

— Как вы думаете, кто это? — огорошил вопросом вернувшийся к подругам Гавриил.

Они дружно пожали плечами.

В комнате кроме них было еще несколько человек, которые или рассматривали панюковские произведения, или сидели в укромных уголках, ведя свои беседы. Громкий вопрос Гавриила, адресованный вновь прибывшим женщинам, заставил всех устремить взоры на незнакомок и прислушаться к разговору. От такого повышенного внимания Варя с Любой съежились. Их малоразвитая фантазия конечно же бросилась в глаза всем присутствующим, в чьих взглядах сквозили ирония и снисходительность. Как завсегдатаи, они сразу определили людей, далеких от высокого искусства.

Гавриил выдержал паузу, ожидая от женщин хоть каких-нибудь предположений, а потом торжественно объявил:

— Чехов!

— Неожиданно, — нашлась Люба.

Все-таки как педагог она умела быстро реагировать на самые каверзные вопросы.

— Вы привыкли к тому, что у мужских моделей должны быть торсы, мышцы? Как у Микеланджело? — пафосно произнес Гавриил. — Это несовременно. Современно — искать необычное видение. Мой Чехов изображен в образе Дон Кихота. Видите? В руке у него — вишни из сада. Сбоку — истерзанная Каштанка. На плече сидит чайка…

— Обычно на плече сидит попугай, — пробурчала Люба.

— У художника думают руки, — резюмировал мастер и, легким движением прикоснувшись к плечам женщин, словно извиняясь, отошел к кому-то из гостей.

— Ну что, берем? — усмехнулась Варя.

— Да ладно издеваться! — От встречи с искусством Любино настроение ничуть не улучшилось.

Они двинулись вдоль стен, рассматривая бюсты с прикрепленными табличками, на которых значились имена известных людей. Без этих пояснений подруги вряд ли узнали бы, с кого лепились оригиналы, — во многих случаях сходство оказывалось довольно слабым.

— Не могу, — сказала Люба, — тихо схожу с ума. У меня навязчивая идея. Все время думаю, почему Вова не стал на Инке жениться. Вчера позвонила его родителям и нарвалась на его папашу.

— И что?!

— Ему лечиться надо! Честное слово! Он заорал, что не хватало еще, чтобы его сын лез в петлю в столь раннем возрасте! Достаточно того, что он сам, то есть папаша, совершил такую ошибку и теперь расплачивается.

— Слушай, ну и семейка… Представляешь, куда бы Инка попала…