— Расскажите, Лена, что-нибудь из того, что будет потом, после войны. Я понимаю, вроде бы неловко спрашивать о будущем, но ведь все-таки так интересно! Судя по тому, что мы с Вами познакомились только в 1978-м году, я успешно дожил до старости. Ведь так?
— Безусловно, — ответила я. Только как же помягче не сказать ему, в каком именно году он умрет? — По крайней мере, в том году, из которого мы прибыли сюда, то есть в сейчас, Вы живы и относительно здоровы.
— Значит, в Вашем родном 97-м меня уже нет, — он даже не спросил, просто констатировал факт. А я еще думала перехитрить его, профессионального разведчика! — Что ж, и это неплохо. Правда, сейчас в такое верится с трудом. Война все-таки. В любой момент убить могут.
— Не убьют, — довольно грубо возразила я, стараясь если не побороть, то хотя бы спрятать смущение. — Доживете до глубокой старости, все верно. Только берегите правую руку. Где-то в конце войны Вас ранило осколком и даже перебило нервы, так что стрелять вы больше сами не могли, только тренировали. А вот когда точно это произошло — не спрашивайте, я действительно не знаю.
Он помолчал, пуская кольца дыма к сосновым ветвям, чернеющим на фоне закатного неба.
— А все же интересно, что за жизнь будет спустя лет сорок-пятьдесят? Наступит коммунизм или как?
— Именно что или как, — пробурчала я.
Ну что прикажете делать, как рассказать человеку, ежеминутно рискующему жизнью, что те идеалы, за которые он сражается, не то, чтобы даже будут растоптаны, а попросту окажутся мифом, миражом, за которым, словно усталые путники в пустыне, шли и гибли тысячи и миллионы людей. Что та победа, которую он уже предвкушает, будет оплачена невиданной в истории человечества ценой уничтоженных жизней, а в итоге спустя несколько десятилетий победители будут влачить жалкое существование и завидовать побежденным, немцам. Пиррова победа!
Да разве только в этом дело?
Как объяснить, что изначально направление движения было выбрано неверно, что для того, чтобы достигнуть минимальных успехов и оправдать его, направления, выбор, приходилось идти на такие человеческие жертвы, по сравнению с которыми просто меркнут страшные военные потери? Как объяснить это полковнику Красной армии, коммунисту? А соврать не получится, это я уже пробовала.
А ведь и отмолчаться не удастся! Вон как смотрит, даже про трубку свою забыл!
Придется рассказывать. Как говорится, назвался.., туда тебе и дорога!
— Я, наверное, Вас сильно разочарую. Видите ли, Сергей Авраамьевич, на самом деле все сложилось несколько иначе, чем считали классики марксизма. Точнее, совсем даже наоборот. Но я, пожалуй, по порядку. Война закончится 9 мая 45 года, то есть меньше, чем через год. В Берлине. После войны Германия будет разделена, а в 48-м в Советском Союзе повторится 37-й год. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Да, — коротко кивнул он.
— Все это закончится только в 53-м со смертью… — я замялась, не зная, как поделикатнее назвать вождя всех времен и народов.
— Я понял.
Ну просто удовольствие с ним разговаривать! А я ведь ожидала чего угодно, вплоть о политинформации и воспитательной беседы. Только вот несмотря на стрелковое самообладание, слишком уж часто он затягивается. Мужественный человек, нечего сказать! Интересно, как бы я держалась, если бы мой мир рухнул в одночасье?
Совершенно фигово, подумала я, вспомнив тот разговор с Сережей на берегу озера. И снова замерзшую ледышку сердца будто скребнуло когтем боли.
— Ну а дальше?
— Что? А, простите, задумалась. Дальше… Дальше было много хорошего, но и ерунды всякой хватало. Самыми первыми запустили спутник в космос, наш космонавт тоже был первым. Наука, особенно физика, получила просто огромный подъем. Но зато практически все люди были вынуждены думать и чувствовать одинаково, детерминировалось все: от того, какую слушать музыку, какую носить одежду до того, какие анекдоты рассказывать в кругу друзей.
В 70-е уже совершенно сформировался новый правящий класс — партийно-государственная элита. Умненькие мальчики, которые рано соображали, что к чему, начинали свою деятельность еще в комсомоле. Они успешно пропускали мимо ушей всю официальную пропаганду, четко расставляли точечки над «І» и аккуратненько блюли собственные интересы. Это было не сложно, поскольку реальная работа в большинстве случаев была совершенно не нужна, требовалась лишь успешная своевременная отчетность на бумаге.
Это была игра. Но не для детей, а для молодежи и взрослых. Такой человек мог думать себе все, что угодно, но должен был вести себя в соответствии с правилами этой игры. То есть в ней побеждали исключительно те, у кого по команде, в нужный момент в глазах загорался огонь молодого строителя коммунизма, из груди рвался пламень интернационализма и борьбы за мир. При этом в «своей» компании подобная «золотая» молодежь отрывалась так, как «хиппарям» и «битникам» даже и не снилось.
— Кто такие «хиппари» и «битники»?