Не исчезай

Я снизила скорость, съехала на обочину и остановилась. Не стала выяснять, разрешена здесь парковка или нет. Кровь пульсировала у меня в ушах, я с опаской следила за зеленой машиной. Она поддала газу и исчезла за поворотом. В этот момент я услышала приглушенный звонок из сумки. Телефон!

Я сразу же поняла, почувствовала всем своим существом – это важный разговор, я не могу его пропустить.

Схватила сумку, которая лежала рядом, стала копаться и рыться в ней как одержимая. Вещи рассыпались на сиденье. Пудра, помада, длинные сережки. Руки по-прежнему тряслись, но мне все-таки удалось ухватить мобильный. Я в ужасе смотрела на звонящий телефон, на светящийся экран. Номер не определился. Дрожащими пальцами я нажала на кнопку и крепко прижала трубку к уху.

– Да?

Мой голос был едва громче шепота. Когда собеседник заговорил, мне далеко не сразу удалось понять, кто это. Потому что позвонил мне вовсе не Алекс. Не Смилла. И даже не мама. Это была женщина-полицейский.

– Грета, – сказала она официальным тоном, – мы сейчас разговаривали с вами в полицейском участке. Я сделала… ну, я бы сказала, провела небольшое расследование по вашему делу. И обнаружила кое-что необычное. Вы понимаете, о чем я?

Она замолчала. Мы обе молчали. Я бесцельно шарила рукой по сиденью рядом, стараясь схватить что-нибудь, за что-то удержаться. Чтобы справиться со всем этим.

– Я, конечно, должна была проверить ваши данные, пока вы были в участке, но… да, вы исчезли достаточно поспешно. Сейчас я проверила документы, и то, что я нашла или, точнее, то, чего не нашла, меня… озадачило, скажем так. Необходима ваша помощь, чтобы во всем разобраться.

Сквозь туман боли я слышала, как она снова спрашивает про Алекса и Смиллу.

– Ведь так их звали, тех людей, которые, кажется, пропали? Алекс – это полное имя или сокращенное от «Александр»? У вас с ним одна фамилия или?..

В ее голосе определенно не было ничего враждебного, но по ее тону я поняла, что отвечать не имеет смысла. Она уже и так все знала.

– Это ваши корректные данные?

Она бесстрастно диктует мое полное имя и телефон. Данные, которые я оставила в полицейском участке. Как и номер мобильного телефона. Почти будто бы… Я сглотнула. Как будто в самой глубине души я хотела, чтобы меня раскрыли. Где-то на периферии сознания я почувствовала какое-то жжение, покалывание. Это была часть меня, но в то же время и нет. Мимо пронеслась еще одна машина, она недовольно посигналила, но я едва обратила на это внимание.

– Грета? – вопросительно сказала она. – Вы здесь? Данные сходятся?

Боль нарастала, становилась все заметней, она мерцала у меня перед глазами. Я заставила себя посмотреть на свой крепко сжатый кулак. Между пальцами и по костяшкам текла кровь. Я разжала кулак, раскрыла ладонь и увидела сережку. С длинной и острой швензой. Сейчас она глубоко воткнулась в ладонь.

Откуда-то издалека я слышу, как женщина-полицейский снова произносит мое имя. Мычу. Она набирает в легкие воздух. Мы обе готовимся к тому, что должно произойти. К словам, которые должны быть произнесены.

– Грета, согласно нашим документам, вы не замужем и у вас нет детей. У вас нет никаких мужа и дочери. И никогда не было.

18

Что уж там, нужно было сказать все как есть. Я была не такая, как остальные, другие люди всегда казались более нормальными и уравновешенными. Но, во всяком случае, я была достаточно развита, чтобы это осознавать. Периодически, в разных обстоятельствах моей жизни, я искала помощи у психотерапевтов. Каждый раз все развивалось по одному сценарию. Я терпела до последнего, доходила до той грани, когда вот-вот должна была сломаться. Тогда я искала контакты врача. Каждый раз это был новый психотерапевт. Я никогда не возвращалась к предыдущему.

Раз в неделю, иногда чаще я бросалась в потрепанное кресло, где целый рой безликих, несчастных душ сидел до меня и где другие такие же души должны были появиться после моего исчезновения. Комнаты были разные, но всегда выглядели одинаково. Мягкое понимающее лицо в кресле передо мной, коробка бумажных носовых платков на столике между нами. Мы начинали говорить. Говорили и говорили – конечно, в первую очередь ожидалось, что я буду рассказывать, буду прояснять и углублять. Развернусь внутрь самой себя.

С каждым новым психотерапевтом я надеялась, что вот сейчас, в этот раз, все будет по-другому. Надеялась, что человек, сидящий напротив меня, будет смелее, чем все предыдущие. Что он не удовлетворится вопросами о том, что случилось с моим отцом. Что у него будет достаточно мужества посмотреть мне прямо в глаза и сказать это вслух. Сказать, что он все понял, сказать правду. Сама я избегала правды. Кто-то другой должен был освободить меня от этого бремени. Но это так и не произошло.

Они держались несколько недель, иногда даже пару месяцев. Затем мы достигали болезненной точки или, точнее сказать, кружили вокруг нее, не двигаясь дальше.