Не ходи, Эссельте, замуж

Гости прощального пира приумолкли, меланхолично подперев вымазанными в жире и соусе ладонями небритые подбородки. На нетрезвых глазах маячили мутные, как деревенский первач, слезы.

– Так оно всё и было, так и было… – грузный краснолицый эрл растроганно высморкался в полу камзола соседа справа.

– А я-то думал, что мы в сумерках и неразберихе после атаки уладов просто… э-э-э-э… забыли короля… где-то… – брезгливо отбирая у сентиментального, но влиятельного эрла парчовую полУ ценой в полкоровы, смущенно пробормотал сосед.

– Дурень ты, Динан, хоть и герцог, – сердито зыркнул на него эрл и потянул полу на себя.

– А может, ты получил могучий удар вражеским топором по голове, и поэтому всё позабыл? Ретроогородная анестезия памяти? – примирительно предположил бородатый маркиз слева, растроганный балдой Кириана и, ненавязчиво подавая пример хороших манер эрлу, элегантно вытер нос кулаком.

– Н-наверное… – быстро согласился дурень-герцог, и тут же придумал еще одну уважительную причину. – А может, я просто пьяный был, не помню… Пивоварня-то уладская как специально была у той деревни построена, где мы высадились.

– Так специально, поди, и была… – с отвращением сморщился эрл при воспоминании о вкусе недоваренного трофейного уладского пива.

Все в пределах слышимости понимающе закивали: они тоже были там. Они свидетели. Против такого оправдания не выдерживало ни одно обвинение. То, что улады – коварный народец, способный еще и не на такое, они знали и до этого.

После такого пива самый образцовый воин позабыл бы, где у него руки, а где меч.

– Вот видишь! Ты не помнишь, а Кириан тебе раз – и напомнил, – уже мягче заметил эрл.

– Так его ж с нами там не было! – недоуменно поднял брови Динан. – Вроде?..

– Таким как он в этом нет необходимости, – снисходительно усмехнулся лысый граф справа.

– Вот что значит – волшебная сила искусства… – уважительно покачал головой герцог, неровно хлопнул несколько раз в ладоши, опрокидывая попутно локтем почти полную кружку эля на галантного маркиза, и требовательно выкрикнул:

– Дальше давай, бард! Что там дальше было-то?

– Дальше! Дальше! – с энтузиазмом подхватили клич пирующие.

– И пой помедленнее – я записываю… – ворчливо выкрикнул из самого дальнего и темного угла старший королевский хроникер.

Удовлетворенно кивнув, певец отхлебнул мед из дежурного кубка, тронул гибкими пальцами струны и, трагически нахмурившись, затянул:

…Тогда на штурм идут гвентяны,Чтоб короля освободить.Но их могучие тараныНе могут стены проломить.Три дня столицу штурмовали,Уладов много положили,Тараны все переломали,Монарха не освободили.

И тут дотумкал умный кто-тоЧто надо пробивать ворота,Не стены! Ведь они же крепче!Сломать ворота будет легче!Но нечем пробивать ворота —Тараны все разбиты в щепки.Сказал же Врун[4] из Багинота:Не тем умом гвентяне крепки.Пришлось, набив добычей трюмы,Поникнув гордой головой,Во власти смутных дум угрюмыхВернуться гвентарям домой.

А вслед за ними уж поспешноКорвет уладьев мчится грешных.С послом уладским на борту.Немыт он, пахнет изо рту.Сей малоценный господин,Держа свой нос задратым,Из узких достает штанинУладий ультиматум.«Согласны мы вернуть Конначту,Мир заключить, а надо только,Соединить союзом брачнымЭссельте Гвентскую с Морхольтом.Ну и в торговле послабленья,

Как дружбы знак и уваженья.А коль не согласитесь вы —Не снесть Конначте головы».Таков расклад. Таков Улад.Таков посол уладский. Гад.Таков Морхольтишка бесчестный,Таков уладий нрав злобесный.Будь трижды проклят ты, Улад,И трижды тридцать раз проклят…[5]

* * *

Масдай утомленно замедлил ход, потом завис над кромкой поля, покрытого зелеными проростками, как небритые щеки земли, и неохотно шевельнул кистями, словно ощупывал налетевший теплый ветерок.

– Дальше куда? – устало прошелестел он, и задремавшие было на солнышке люди встрепенулись и закрутили головами.