Не люди

Хасл никогда раньше не ходил по ночному лесу. Какой толк от ночной охоты? Вечером охотники обычно расставляли силки или обновляли ловчие ямы и укладывались спать, чтобы утром, сразу после рассвета, собрать угодившую в ловушки дичь. Потом весь день они бродили по лесу с луками или сидели в засаде.

Он бывал в этих местах, но не узнавал дышащий влагой ночной лес. Глубокие тени не позволяли отличить овраг с крутыми склонами от безопасной ложбины. Тьма скрывала большую часть ночных обитателей от глаз, но их присутствие ощущалось буквально кожей.

Впервые за долгие годы Хасл почувствовал: лес для него чужой.

Чего нельзя сказать о пастухах. Крамни уверенно вёл их отряд, избегая опасных или просто сложно проходимых мест. Через час ходьбы Хасл, увидев знакомые ориентиры, понял – они прошли почти половину пути до хутора. При этом отряд, очевидно, пару раз срезал там, где охотники и днём предпочитали не ходить.

Почти протрезвев и окончательно проснувшись, молодой охотник впервые почувствовал сильное беспокойство или даже страх. Он боялся этой вылазки. Боялся умереть или, что хуже, увидеть, как погибнет Мирека. И что она скажет ему, когда погибнет часть её семьи? Пусть он делит шкуру неубитого медведя, но даже если они победят на хуторе, а девушка согласится остаться с ним, им с могильщиком ещё нужно убить Урмеру. Хасл чувствовал – эта задача самая сложная.

И что потом? Они бросят всё и уйдут с Велионом? Туда, в огромный мир… где они станут изуродованными недомерками. А что с людьми? Кто будет управлять ими?

Хасл стиснул кулаки и с трудом унял дрожь. Он многое должен сделать сейчас и ещё больше – потом, но захвативший его водоворот событий не даёт даже поразмыслить о происходящем.

– Что, зассал? – прорычал кто-то из пастухов. – Трясёшься как шавка. Небось, это тебе не на глухаря ходить.

– Как подсказывает практика, – ещё полупьяным голосом произнёс могильщик, – самые говорливые обычно самые ссыкуны и есть.

– На твоём месте, чужак, я бы помолчал, – прошипел другой пастух.

– А то что? – фыркнул Велион. – Заговорите с дружком меня до смерти? Или достанешь нож? Покажешь, какие вы храбрые? Смотри, когда я долго не бываю на могильнике, у меня рука так и чешется, чтобы воткнуть в кого-нибудь восемь дюймов железа.

– Вот это я обожаю, – насмешливо сказал Крамни, – бахвальство перед дракой. Как подсказывает практика, такие дерзкие на словах бойцы обычно самые говённые и есть.

Могильщик хмыкнул.

– Ладно, парни, не будем судить друг о друге до драки. Для вас сегодняшняя заварушка, наверное, целая война. А война – это большое дело, даже если она маленькая.

– Это ведь война превратила Бергатт в руины? – встрял сухорукий. – Там, в Мёртвом Мире, ты бывал на войне?

– Был. Но не воевал, бежал от неё. Когда тысяча вражеских всадников приезжает в края, где ты живёшь, ты ничего не можешь сделать, если у тебя нет своей тысячи всадников. Мирным жителям никто не объявляет войну, они последние, кто хотят её, но именно они страдают больше всего – их дома сжигают, поля вытаптывают, их грабят, убивают и насилуют. Мирный житель может или убежать, или ждать своей участи, третьего не дано. Жизнь не гарантирует ни один из этих вариантов. Но у меня не было ни убежища в лесу, ни дома, ни скота. Я и в тех местах был чужаком. Поэтому я решил, что лучше убегу. Так, по крайней мере, больше зависело от меня.

– Страшно было? – спросил Хасл.

– Конечно. Но сейчас у нас честная драка, восемь голодранцев против семи, от таких я не убегаю.

– И не боишься? – поинтересовался Сухорукий.

– Опасаюсь. Убить могут на любой войне.

Охотник уже думал об этом. Его могут убить, да. Но он сам выбрал этот путь. А выбирали ли жители хутора?

– Воевать идём мы, – тихо сказал он, – а пострадают все.

– Да, парень, ты правильно уловил суть.

– Дерьмо.

– Полное дерьмо. Тут ты прямо в корень заглянул. Но такова жизнь, дружище.

Никто не ответит на его невысказанный вопрос. Потому что, как бы паршиво всё ни было, они шли драться с определёнными целями, и от исхода драки зависит множество человеческих жизней. Если они проиграют… Вероятно, у изгоев мало что изменится, разве только хуторяне перестанут с ними торговать. А вот жизни горожан и хуторян зависят от исхода предстоящей битвы напрямую.

За жизни одних людей придётся платить жизнями других.

Дерьмо.

Дальше они шли в тишине. Через полчаса справа над их головами угрюмыми и уродливыми чёрными силуэтами повисли руины Бергатта. Они шли через сады, в которых не так давно могильщик на свою беду решил разжиться свежими яблоками, а значит, до хутора оставалось меньше часа быстрой ходьбы. Теперь Хасл окончательно разобрался, каким путём они пробрались через лес. К пастухам шли, обогнув Бергатт, пройдя по большой дуге по берегу, а потом углубились в лес, подойдя немного ближе к городу, и практически уткнувшись в стены Бергатта. Крамни же провёл их через чащу по практически идеальной прямой, и это посреди ночи, в такой темноте.

Хасл во второй раз за ночь понял – он не знает лес и вполовину так же хорошо, как изгои. А он практически жил здесь с двенадцати лет.