Не мир (СИ)

— Пять! Пять, автоматных, патронов, за, сутки. Понял, не? — проскандировал с выражением.

Ответом послужили кивок и извлекаемый магазин для отсчёта местной или, вернее, нынешней валюты. Один за другим на стол упали пять патронов, а бандит неуклюже ловил их растопыренными толстыми ладонями.

— Хорошо. Только смотри, через сутки выселяешься, — взял со стола будильник, повернул его циферблатом к немому собеседнику и изобразил уходящее время — Тик-так-тик-так… — удовлетворившись кивком он вручил верзиле один из многих ключей с биркой из картонной коробки на столе — Второй этаж. Лестница — большая дверь слева по коридору.

Парень в благодарность снова кивнул.

На втором этаже был такой же коридор с дверьми по обе стороны, как и на первом. В конце, прямо над входным помещением, около бойницы в заложенном окне дежурил автоматчик. Арендованная комната оказалась последней в коридоре перед огневой точкой.

Внутри — одноместная продавленная кровать, тумба и табурет. Окно заложено полностью. Зайдя, парень закрыл за собой дверь ключом. Сквозь щели в кирпиче видно, что на улице уже занимается утренняя заря. Клацнул выключатель и свет электрической лампы ударил в глаза, до рези непривычный после освещения чуть ли не пещерного убежища выживших. Но в остальном обстановка в комнате не наталкивала на мысли о каком-то ином кардинальном различии в образах жизни разных групп людей: пружинная армейская кровать, на ней набивной матрас, грязное и рваное, всё в дырах, шерстяное одеяло, рядом распахнутая тумба, естественно — пустая.

Купленная девушка, как-то нервно поглядывая на своего освободителя, будто готовясь бежать от него или отбиваться, встала посреди комнаты и в ожидании завела руки за спину. Только сейчас бугай заметил, что чёрная прядь волос, неопрятно спадающая на лицо и достающая ей до подбородка, на самом деле прикрывает синяк под глазом на пол щеки. А так, если её поместить в лагерь в супермаркете, то чужак точно не сможет отличить её от женщин старожил, такая же чумазая и укутанная в грязное тряпьё.

Парень снял рюкзак и поставил на тумбу, изнутри были извлечены консервная банка и нож. Банка тушёнки легко поддалась лезвию под каменной рукой, после чего здоровяк отступил на шаг, жестом приглашая девушку поесть. А у бедолаги аж дыхание при виде еды участилось, взгляд бегал от тушёнки к новому хозяину. После кратковременного замешательства девушка быстро подошла к тумбе и торопливо стала набивать рот мясом, стремительно опустошая банку ножом за неимением иного столового прибора.

Когда половина была съедена, она развернулась к страшному головорезу, как ей казалось на тот момент, и, сжав ладонью нож, с невероятной яростью процедила сквозь набитую в рот тушёнку:

— А ну живо открой дверь и выпусти! Мне терять нечего!

Парень не шевельнулся, только подбородок приподнял чуть выше, не сводя глаз с «рабыни».

Отчаявшаяся получить хоть какой-нибудь ответ, девушка кинулась на молчуна, ловко перехватив нож лезвием вниз, а он лишь молниеносно схватил ладонью режущую кромку, да с такой силой, как если бы нож в тиски зажали. Попытка вырвать оружие не увенчалась успехом, и пришлось его отпустить. Девушка отступила обратно к середине комнаты глядя уже больше с опаской, чем с ненавистью.

Нож снова лёг на тумбу, однако, в менее приемлемом для еды виде. На нём был алый развод крови, да и с кисти на пол упали несколько тёмных капель.

Здоровяк указал пальцем другой руки на кровать позади девушки, она оглянулась и снова посмотрела на него, понимая, что сопротивление результатов не даст. Сжав губы и насупившись, она всего-то и смогла, что помотать головой.

— Не надо… — пробормотала в пол голоса, пытаясь побороть срывающийся плач.

А в ответ — только покачивание головой. Немой отошёл к стене, сел на пол, вытянув ноги и, оперившись поудобнее, положил автомат на бёдра. Он снова продемонстрировал жест, обозначающий «сон».

Девушка повиновалась. Села на кровать, не сводя глаз со здоровенного, странно ведущего себя мужика, и от этого ещё более страшного. Ничего не понимая, так и сидела бы, но жест повторился. Бедолага всё-таки легла на матрас, с виду покусанный голодной собакой, и, кое-как укрывшись, уставилась на негодяя.

— А имя есть у тебя? — уже без агрессии в голосе, шмыгая носом, спросила она сквозь грязное одеяло. Вместо ответа была расстёгнута толстовка и продемонстрирована белая надпись на внутренней стороне.

— У тебя акцент? Не русский ты! — вывод прозвучал чуть-ли не торжественно, но был разрушен очередным покачиванием головы и прикладыванием руки к горлу, мол, голоса нет.

Решив уйти, только когда девушка уснёт, безымянный стал прислушиваться своим шестым чувством к её недавнему испугу, всё ещё витавшему в комнате. Ухватившись за его призрачный хвост, вообразил, что это шлейф оседающего запаха.

Первые минут десять сон рабыни был притворным, страх всё время превращался в опаску, снова и снова заполняя маленькое помещение, да и грязные веки дрожали, в попытке незаметно прищуриться. Но скоро эти ощущения ушли, а когда девушка уснула — комната словно опустела.