Не/много магии

Игоря рядом не было — он прислал ей билет и договорился встретиться после концерта, у бокового выхода.

Таня начала пробираться туда еще во время последней песни, но выйти без потерь все равно не получилось. Толпа нахлынула, и в давке ей наступили на ногу, больно прижали локоть, а главное, она потеряла старый, еще университетских времен — крошечная дань ностальгии — брелок с рюкзака, молочно-белую таксу из агата. Плиты под ногами были почти того же цвета, светлые, и среди мелькания ног здесь нечего было и пытаться найти ее.

Игорь подошел, когда толпа уже схлынула.

— Привет. Извини, что так долго — пятая установка барахлила, никак не могли добиться нужного цвета.

— Привет. Нет слов. Ты все-таки выбил этот грант?

— Нет, — Игорь криво усмехнулся. — Слишком большой замах, ты же помнишь.

— Тогда как?

— То, что не получилось у физика, вышло у художника по свету. Мне повезло — попал на стартап-сессию на базе нашего универа и познакомился с ребятами из концертной индустрии, они заинтересовались. Написали заявку, съездили в Америку на Burning Man и неожиданно выиграли премию. Некоторые музыканты вложились, и открытые площадки… Пробивались долго, но — как видишь. Правда, на город в итоге не хватило. Пока максимум — на эту площадь.

— Пока?

— Пока. Если учесть, что все патенты принадлежат мне, а подобных установок по миру — раз-два и обчелся… Я верю, что хорошие деньги, которые нам платят, скоро превратятся в приличное состояние, и я смогу наконец поиграть с маленьким северным городом в большого белого моржа.

— Чтобы почувствовать себя богом?

Игорь поморщился:

— Богом? Не смеши. Человек, предавший свое призвание и рассорившийся со всеми близкими ради разноцветного света? Я могу разве что почувствовать себя тем, кто даже ночью может найти крошечную собаку на огромной площади, — он протянул руку. На ладони лежала агатовая такса.

Придумать получше

— Осторожно, трап скользкий! — представитель авиакомпании в кислотно-зелёном жилете — и тот не устоял. Почтительно согнулся, как лакей, стянул с головы шапку, несмотря на метель, и подобострастно заулыбался.

— Благодарю, — мэтр Камю снисходительно кивнул и двинулся вверх, держась за обледенелые перила. Вой самолётного двигателя сливался с ураганом, снег летел такими крупными хлопьями, что казалось — это слепленные лилипутами снежки, которыми целятся обидно и больно: в глаза, в уголки рта и даже в ноздри. Но пустяки. Всего двадцать ступенек — и ждет теплое нутро боинга.

Камю рассеянно выслушал приветствия бортпроводниц, пробрался боком на свое место 1F и выпутался из насквозь промокшего пальто. Черный кашемир, шёлковая отстрочка… красиво и до зубовного скрежета бесполезно. Точнее, рассчитано на теплую погожую осень, плюс десять и легкий ветерок, прогуляться не дольше получаса по набережной, взявшись за руки, купить букет цветов и посидеть в кафе. Круассаны, террасы на Монмартре, запах опавших листьев… Или отправиться в Шарль-де-Голль и там чинно проследовать по застеклённому рукаву на свой рейс.

— Мадам и месье, авиакомпания Air France приветствует вас на борту самолета и приносит извинения за задержку рейса в связи с погодными условиями в аэропорту вылета, а также за заминку у трапа самолёта.

Метель, обледенелые полосы и самолётные заторы на поле. Несуразица и невнятица, как обычно в конце пути.

Мэтр довольно усмехнулся в кулак, расстегнул запонки и блаженно вытянул ноги, завернувшись в плед. Спешил насладиться преимуществами бизнес-класса, пока можно.

* * *

— Просим пассажиров пристегнуть ремни, наш борт вошёл в зону турбулентности!

Мэтр взглянул на часы, кивнул и, выбравшись из кресла, быстро пошёл по проходу — через весь самолёт, в хвостовую часть.

— Месье, вы куда? Сядьте и пристегнитесь.

— Мне плохо… очень надо, простите, — ловко проскользнул мимо бортпроводника, хлопнул узкой хлипкой дверью. Самолёт трясло, флакончик с жидким мылом катался по дну раковины. Мэтр не удержался на ногах, тяжело стукнулся боком о стену, болезненно сморщился.

Первый пилот выругался сквозь зубы, пытаясь не дать боингу свалиться в штопор.

Время перекатило через полночь.

Самолёт выровнялся и, сделав плавный вираж, пошел к востоку.

Из туалета вышел пассажир в мятых джинсах и клетчатой рубашке, на секунду замер, будто забыл, где его место. Потом хлопнул себя по лбу и уселся с краю, в двадцатом ряду, вытянув ноги в проход. Случайно двинул соседа локтем, извинился, достал газету, не сумел ее толком развернуть — тесно. Под статьёй, датированной завтрашним числом, тускнела и расплывалась фотография разбившегося боинга. Буквы сворачивались в запятые и кляксы и осыпались с бумаги.

Камю украдкой смахнул их на пол, извозив в чернилах рукав, и фыркнул:

— Трагедии ей, видите ли, захотелось. Как романтично, а?..

Вытащил из кармана молескин с желтоватыми линованными страницами, долго смотрел на фотографию, вклеенную на первый лист: мелкие кудри над высоким лбом, лицо сердечком, веснушки и удивлённые, как у ребёнка, глаза. Флёр. Между страницами лежали открытки, записки, даже засушенная ромашка.