Не может быть рая на земле

Автоэволюция человека, то есть самопреобразование вида, кажется мне нежелательной и — к счастью — чрезвычайно удаленной во времени возможностью. Я старался скорее показать — ибо тут трудно говорить о ДОКАЗАТЕЛЬСТВАХ в собственном смысле слова, — что РАЗУМНОЕ и ПОТОМУ внутренне свободное существо никакими переделками нельзя превратить в «элемент совершенного общества». Только что значит «совершенного»? Ведь не в боевую же машину обратить человека, что было идеалом фашизма. Даже овладение «хрономобилизмом», то есть передвижением во времени (это иронически описано мною в «Повторении», где речь идет о «повторном сотворении мира» — в компьютере), привело бы к «экспедициям в прошлое» для «исправления ошибок и искривлений», и стрелка истории с одного бедственного пути была бы переведена на другой, — после чего, наверное, дошло бы до «схватки за власть над временем».

Рая на Земле никогда не будет, если в нем должны жить люди свободные и разумные. Свобода достигается в устремлениях, а не в таком их осуществлении, после которого оставалось бы только почивать на лаврах победы. Можно было бы (после — пока еще весьма отдаленного — составления «карт нашей наследственности»; подобные проекты УЖЕ разрабатываются) позаботиться об устранении генов, виновных за ошибки в развитии организма, а в самой далекой перспективе — о том, чтобы естественный человек НЕ вытеснил самого себя из своей экологической ниши (или попросту не уничтожил условия своего земного существования) при помощи созданных им самим технологий.

Ведь не о том речь, чтобы «все, что пока еще делаем мы», включая умственную, познавательную работу, выполняла бы ЗА НАС автоматизированная среда обитания. Не имеет значения, что такую среду сегодня пока невозможно сконструировать. Важнее гораздо, чтобы изобретательность человека НЕ «катапультировала» нас из нашего человеческого естества. Ибо из-за тождественности, биологической и психической, вида «человек разумный» самому себе в будущем начнутся сражения (бескровные, как я полагаю), которые я ТАКЖЕ пытался изобразить в «Осмотре на месте». Потому что, сочиняя книгу за книгой, спустя какое-то время я замечал недостатки своих опусов и возвращался к проблемам, — но не к темам, — чтобы не наскучить ни себе самому, ни читателю.

То, что получилось в «Сумме технологии», можно обозначить, как «Пасквиль на эволюцию», свое продолжение он нашел в «Големе XIV», который ныне, четверть века спустя, звучит более правдоподобно, чем в момент выхода. Потому, наверное, что благодаря новым знаниям о строении нашего организма мы заметили накопившиеся в нем в ходе эволюции как «ненужные сложности», так и «слишком узкие места». Для рассказа о тех и других понадобилась бы солидная книга. Генная инженерия многое может усовершенствовать в человеке, не упраздняя его человеческой сущности, сконцентрированной, как бы там ни было, в мозгу.

Наш вид не должен утерять своей преемственности, то есть идентичности с историческими предками. Если бы мы уничтожили в себе эту идентичность, это было бы равнозначно уничтожению многовековой культурной традиции, созданной разумными усилиями тысяч поколений. На такую «оптимизацию.» я бы не согласился, ведь ВЗАМЕН мы могли бы получить разве что сытое довольство необычайно здоровых, не подверженных болезням лентяев. Неудовлетворенность собой, своими достижениями, негодующее осуждение любого отречения от канонов нравственности (которые, правда, не до конца отчетливы и последовательны, но тем не менее существуют как кантовский «нравственный закон во мне») — все это не атрибуты истинно человеческого, но и истинно человеческое в своей сущности.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

У меня нет более ревностных и внимательных читателей, чем советские. От них я получал письма с указанием даже мелких погрешностей, противоречий, ошибок в тексте — свидетельство серьезного и внимательного чтения, которое ценнее голословных похвал. К сожалению, я не имею возможности ответить на все письма. Если бы мог, охотно приехал бы в вашу страну снова. Увы, здоровье уже не позволяет…

Я читаю не так много периодических изданий, но «Огонек» в их числе. Каждый номер просматриваю от доски до доски, для меня важно все — от писем читателей до последней страницы. Невыразимо жаль, что много моих русских друзей не дожили до перестройки и гласности — от моей переводчицы Ариадны Громовой до Владимира Высоцкого…

Каждому западному журналисту, приезжающему в Краков, чтобы взять у меня интервью, я заявляю: в СССР происходят перемены, которые несколько лет назад каждый счел бы невозможными, а вы почти совершенно перестали интересоваться этими гигантскими преобразованиями в сфере сознания и установок; сразу поняв, что вам уже не приходится бояться Советов как агрессора, вы занялись исключительно наполнением своих карманов и желудков! Думаю, это как-то выражает мое отношение к вашему журналу.