Читаем Не надо печалиться, вся жизнь впереди! полностью

Неожиданный и благодатныйдождь беснуется в нашем дворе…Между датой рожденья   и датойсмертикто-то поставит тире.Тонкий прочерк.Осколок пунктира.За пределом положенных днейруки мастера   неотвратимовыбьют минус на жизни твоей.Ты живешь,   негодуешь,      пророчишь.Ты кричишь и впадаешь в восторг.…Так неужто малюсенький прочерк —не простое тире,а итог?!

Постскриптум

Когда в крематории   мое мертвое тело начнет гореть,
вздрогну я напоследок в гробу нелюдимом.А потом успокоюсь.   И молча буду смотреть,как моя неуверенность   становится уверенным дымом.Дым над трубой крематория.Дым над трубой.Дым от сгоревшей памяти.   Дым от сгоревшей лени.Дым от всего, что когда-то   называлось моей судьбойи выражалось буковкамилирических отступлений…Усталые кости мои,   треща, превратятся в прах.И нервы, напрягшись, лопнут.   И кровь испарится.Сгорят мои мелкие прежние страхи   и огромный нынешний страх.И стихи,   которые долго снились,   а потом перестали сниться.Дым из высокой трубы
   будет плыть и плыть.Вроде бы мой,   а по сути – вовсе ничей…Считайте, что я   так и не бросил курить,вопреки запретам жены.   И советам врачей…Сгорит потаенная радость.Уйдет ежедневная боль.Останутся те, кто заплакал.Останутся те, кто рядом…Дым над трубой крематория.Дым над трубой……Представляю, какая труба над адом!

«Будем горевать в стол…»

Будем горевать   в стол.Душу открывать   в стол.Будем рисовать   в стол.Даже танцевать
   в стол.Будем голосить   в стол!Злиться и грозить —   в стол!Будем сочинять   в стол…И слышать из столастон.

«Сначала в груди возникает надежда…»

Сначала в груди возникает надежда,неведомый гул посреди тишины.Хоть строки   еще существуют отдельно,они еще только наитьем слышны.Есть эхо.Предчувствие притяженья.Почти что смертельное баловство…И – точка.И не было стихотворенья.Была лишь попытка.Желанье его.

«Хочу, чтоб в прижизненной теореме…»

В. Коротичу

Хочу, чтоб в прижизненной теоремедоказано было   судьбой и строкою:я жил в эту пору.Жил в это время.В это.А не в какое другое.Всходили знамена его и знаменья.Пылали проклятья его и скрижали…Наверно,мы все-таки что-то сумели.Наверно,мы все-таки что-то сказали…Проходит по ельнику зыбь ветровая…А память,людей оставляя в покое,рубцуясь   и вроде бы заживая, —болит к непогоде,болит к непогоде.

Стенограмма по памяти

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека лучшей поэзии

Похожие книги

Поэты 1820–1830-х годов. Том 1
Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Александр Абрамович Крылов , Александр В. Крюков , Алексей Данилович Илличевский , Николай Михайлович Коншин , Петр Александрович Плетнев

Поэзия / Стихи и поэзия