Не надо преувеличивать!

Незнакомка лежала, небрежно раскинувшись, на надувном матрасе семейства Василиаде… Мирча делился с ней воспоминаниями из Фокшань, Барбу, невероятно оживленный, описывал тайны морских глубин, Димок сыпал анекдотами, а Алек, демонстрируя свой удачный профиль, цитировал напропалую, на пяти языках. Но Панделе… чего не делал Панделе?! Панделе делал все — лишь бы товарищ… чувствовала себя хорошо.

— Кто эта кукла? — сквозь зубы процедила Мона, меча молнии из-под нахмуренных бровей.

— Какая бесстыдная… ничуть не смущается, выставляет себя напоказ, — в искреннем негодовании присоединилась к ней Габриэлла.

— Бедняга Лика, сидит на солнце без панамы… опять сгорит! — пожурила мужа Милика.

— Она была во дворе сегодня утром, — сообщила я, пыхтя и едва поспевая за остальными.

— Ничего, все выясним… пошли, малыш, побыстрее!..

Мона ринулась вперед, шелестя своим прозрачным воздушным нарядом и крепко сжимая ручонку Филиппа, который бойко строчил своими толстыми ножками, словно угадав, в каком воинственном мероприятии принимает участие.

— Доброе утро, — бросили мы им с угрожающей благожелательностью.

Реакция была далеко не однозначной: Барбу, помрачнев, пробормотал что-то нечленораздельное… Панделе остановился в растерянности… Алек уставился на песок, рассчитывая, как бы спрятать в него хотя бы голову… блондинка равнодушно смотрела куда-то в даль, за наши спины… и лишь Мирча обнаружил необходимый запас самообладания, чтобы разъяснеть недоразумение:

— Целую ручки… Прекрасные и изящные, как всегда… Барышня приехала…

— Михаэла Ионеску, — с загадочной улыбкой представилась очаровательная блондинка. — Я как раз рассказывала господам, в какое дурацкое положение я попала…

Она порылась в лежавшей рядом пляжной сумке, вынула портсигар, из него — сигарету, поднесла ее к губам… Глаза всех присутствующих следили за этими жестами, как за ритуалом… Очарование разрушил Алек, кинувшись к ней с зажигалкой.

— Она приехала к Петреску, где друзья забронировали ей комнату. Но… — начал все тот же Мирча.

— Знаешь, Мона, такое malentendue![9] Наши скоты-хозяева не сдержали слова, — сочувственно заключил Алек.

— И теперь товарищ Михаэла, бедняжка, осталась без крова, — в голосе Панделе дрожали слезы.

— Ничего, все образуется… я поищу в деревне, может, что-нибудь да подвернется… — оптимистически заявил Димок.

— Господи, как я испугалась… этот мужик налетел на меня… Не представляю себе, кто он такой… если бы не эти господа… — Михаэла вздрогнула от ужаса и, скрестив ноги, посмотрела на них долгим-долгим взглядом.

— Устроится, товарищ Михаэла, устроится… не спать же вам на берегу, — покровительственным тоном уверил ее Панделе. — Правда, Милика?

— М-да…

— Если не найду здесь, поеду в Дой май… там наверняка есть комнаты. Хорошо, что я оставила там багаж, у друзей, у которых вчера ночевала…

— Нет, зачем же вам уезжать… разве здесь нет людей? Устроится!

— Пойду искать комнату! — решительно встал Димок.

Постепенно все стало входить в привычную колею. Панделе покинул поле сражения первым, сопровождаемый заботливой Миликой, которая надела ему на голову шляпу, заставила вбить колышки для палатки, и, устроив его там, с очками на носу и с газетой «Труд», в руках, уселась рядом с видом заботливого садовника. Мона сообщила Алеку о своем непременном желании прогуляться к бывшей керхане[10], подчеркнув, что немного движения ему не повредит: у него уже начало отрастать брюшко. Габриэлла какое-то время героически боролась, но в конце концов решилась покинуть поле боя и отправилась плавать — с видом самоубийцы. Я пристроилась тут же, одним глазом следя за куличами Филиппа, а другим — за игрой в салочки, разворачивавшейся вокруг надувного матраса Василиаде… Впрочем, скоро я убедилась, что это совсем не интересно: Мирча начал повторяться, Барбу, рисуя на песке иероглифы, постепенно впадал в свою обычную немоту, а блондинка оказалась скучной и непроходимо пошлой…

— Правда? Здорово! Потрясающе! Как в кино… Интересно, нашел ли этот человек квартиру… Фантастика!.. Как симпатично…

Чистая скука… Я сгребла в охапку свое сокровище, сунула его в палатку, и мы оба мирно заснули… Когда мы проснулись, было уже далеко за полдень. Все собирались уходить. Я узнала, что Михаэла останется на пляже… «Не беспокойтесь, я обожаю одиночество… нет, мне ничего не нужно, я захватила с собой бутерброды и чай…» Димок объяснил всем присутствующим, что ему не повезло с поисками. Комната есть только у дяди Тэнасе… но и он ждет «гостей»; если они не приедут до четырех… Тогда «устроится, конечно, все устроится…»

И они оставили ее одну, глядящей в морскую даль огромными голубыми глазами, полными непонятной грусти…