— Император?! — повторил за ней я, приподняв брови.
— Папа?! — ещё более удивлённо произнёс Загадочник, отчего все взгляды мгновенно скрестились на нем?
— Папа?! — вторила ему моя мать, с удивлением вперемешку с возмущением.
— Э-э, дедушка? — осторожно переспросил я.
А старик улыбнулся и кивнул, глядя на меня:
— Здравствуй, внучок.
Клаудия ещё раз перевела взгляд с императора на Аникея, а затем, возмущённо прошипела:
— Ты что, казёл, не сказал, что ты сын императора?
Тот не нашел, что сходу ответить, за него ответил сам самодержец.
— Не вини его, дочка, сбежал он из отчего дома, инсценировав свою смерть. Не захотел он быть наследником престола.
— Ты хотел сказать — заложником престола? — язвительно ответил отмерший Загадочник, — быть ходячим символом без прав, зато с обязанностями? Это ты считал для меня лучшей долей? Мне больно было видеть, что бездари сделали с нами — магами. Играть им на руку, официально одобряя творимый в Империи беспредел, нет уж, лучше я сдохну, чем соглашусь на такое.
— Вот вот, — покивал император, — о чём и речь.
— Зачем ты приехал — прожёг Загадочник взглядом своего отца, — тебе не получится уговорить меня стать наследником. Никогда.
— Я знаю, — кивнул самодержец, — поэтому наследником станет он.
И палец старика ткнул в меня.
— Ты бредишь, — фыркнул Аникей, но затем, видя, что император абсолютно серьёзен, — жёстко произнёс, — нет, никогда, я не дам сыну такой судьбы! Он — свободный маг и останется таким.
— Я тоже против, — внезапно твёрдо произнесла Клаудия, — что ему Империя, когда в “Легионе” он будет держать в узде весь мир.
— Дети, дети, — покачал головой государь, — вы думаете, что свободны?
Он посмотрел на сына:
— Неужели ты считаешь, что я не знал, кем ты стал и чем занялся? Аникей Загадочник, внезапно появившийся из ниоткуда практический сразу после гибели цесаревича Николая. Ты думаешь, никто не отследил параллели? К тому же, ты выбрал имя которое является почти анаграммой твоего настоящего, а фамилия, о бог мой, сын, ты всегда был излишне пафосен. Загадочник… — император хохотнул, — вся твоя организация… ты понимаешь, что кому надо, те прекрасно о ней знали? И сознательно позволяли ей существовать. Потому что лучше один отстойник, собирающий недовольных магов в себе, чем они же, но поодиночке пакостящие то тут, то там.
На побледневшего Аникея-Николая было больно смотреть. Наконец он ответил, сглотнув:
— Хочешь сказать, Угрюмый тоже в курсе?
— О нет, — махнул рукой император, — не того поля ягода. Но империи нужны такие преданные, хитрые и умные волкодавы как он. А на ком их натаскивать как не на тайной организации магов-отступников. Так что нет, он не в курсе и пытается бороться с тобой на полном серьёзе. Мы лишь чуть-чуть вмешиваемся в ход событий, и не давая ему окончательно вас раздавить, и чтобы нюх и охотничий азарт у него не пропадал.
— А… — начала было мать, но государь её перебил:
— Не обольщайся, Клаудия, ваша тайная власть мнима, вы лишь палачи, приказы на ликвидацию отдают другие. И вы существуете, пока остаётесь только исполнителями. Стоит вам попытаться действовать самостоятельно и вас тут же уничтожат. Не быстро и не легко, но методично и упорно, пока последний из “Легиона”, в назидание другим, не будет казнён.
— А то, что меня там обвиняют, и Угрюмый за мной охотится? — спросил уже я, пока остальные молчали переваривая сказанное.
— Ерунда, — отмахнулся государь. — ты теперь не Рассказов, а Романов. Наследник престола. Не Дрейк Ричардович, а Василий Николаевич. Как видишь, вообще никаких совпадений. Так что пусть охотится, хоть до посинения.
Наследник престола… Опять наследник. Как долго я избавлялся от того чтобы быть наследником рода. А теперь на выбор аж три наследничества, одно веселее другого. При том, что всё уже решили за меня, пихая опять в будущие императоры. Как будто я это императорства в прошлом не наелся. Хотя… свой плюс в этом был, ведь я не император, а всего-лишь наследник, и в таком качестве, вероятно, смогу и в правильный институт попасть, если дедушка посодействует. А что, кто откажет царской фамилии-то. По крайней мере о чёртовой академии можно будет забыть.
И преисполнившись даже некоего энтузиазма, я поднял вверх руку, и затем с силой её опустил:
— А-а, согласен!