Не наступите на жука

План действий точно был рассчитан Конопихиной. Мочало с Грущуком — мелкие сошки, от силы хищные сомы, за ними — рыба покрупнее, пират морей, китовая акула. Напуганные бешеным Алмазом, они, по Шуриному плану, ринулись прямо к главарю шайки.

Дул сильный встречный ветер. По улице, слегка освещенной лиловыми фонарями, держа, как говорится, три ноздри по ветру, скакал галопом пес Алмаз. На толстом брезентовом поводке он волочил за собой ошалелого Хворостухина.

Семен Семенович не перебирал ногами, он скользил на галошах, будто на водных лыжах. И таким образом они развили бешеную скорость — примерно сорок километров в час.

Женька за ними еле поспевала. К погоне вроде еще кто-то примкнул. Но кто — не разглядеть в потемках.

Алмаз притормозил у блочной пятиэтажки. Первый подъезд, второй этаж Квартира пять полуоткрыта. Забыли впопыхах закрыть. Алмаз, Женька, Хворостухин остановились и прислушались. Ну, следопыт Алмаз! Привел! Все слышно. Как Мочало рассиропился. Верзила в порванных перчатках, он плакал и жалобно всхлипывал.

— Какая муха тебя укусила?! — спросил ужасно знакомый голос.

— О, если б муха! Бешеный бульдог!

И бедный Мочало поведал о своих злоключениях: про Женьку-наводчицу, про чертова бульдога, про роковой укус и его, Мочалы, близкую, неотвратимую погибель.

— Не смей садиться на мои брюки, ты их расплющишь! — крикнул хозяин квартиры. — Жертвы саморазоблачения! Что вы привязались к этой Путник! Она б еще сто лет шла по ложному следу! Запомните: если человек вооружен до зубов, ему незачем это демонстрировать! Иди в больницу и получи сорок уколов в живот!

— У меня ноги обмякли! — сказал Мочало.

— Я вызову «скорую». — Грущук поднял трубку.

— С ума сошел! — взревел хозяин. — А спросят, при каких обстоятельствах? И почему вы все тут? У меня? После отбоя! Хорошо, вы несовершеннолетние. А я?! Короче: выкручивайтесь как знаете. И, дорогие мои… Побольше врожденного аристократизма!

Ах, это Прораков! Как его Женька сразу не узнала! Хворостухин, она и Алмаз стояли на лестничной клетке, не шевелясь и не дыша.

— «Гора Фудзи порою под домом нашим колышется», — продолжал Федор Васильевич спокойно, увещевающе. — Зато у вас бурная мятежная жизнь, богатая приключениями. Не срывайте мне предстоящую поездку в Италию. Я еду в Рим по приглашению. Хочу Папу Римского повидать. А вам я привезу итальянские сувениры.

— Вы уходите от ответственности! — завопил Мочало.

— Да, я ухожу, мне пора на дежурство, — сказал руководитель «театральной студии», выпихивая из дома «труппу». — И чтобы никаких доносов. Моя вина недоказуема…

— Ошибаетесь! — воскликнул Хворостухин и, словно само возмездие, вместе с Женькой и бульдогом преградил дорогу компании.

— Не зря мне всю ночь снились одни гиббоны. — Прораков понял, что его козни раскрыты. Глаза у Федора Васильевича бегали по сторонам, однако с явно напускным хладнокровием он вынул из нагрудного кармана зубочистку, использовал ее по назначению, положил обратно и спросил:

— Этот бульдог?

— Этот, — сказал Мочало.

— Этот ветеринар?

— Этот.

— Ликуй, Мочалов, ты не взбесишься. Каким-то непонятным образом жизнь победила смерть. Вас разыграли. Под видом бульдога вам подложили свинью, — сказал Федор Васильевич, он был одет в поддевку из бурого сукна, сам бледный, как граф Монте-Кристо. — Вы что, все слышали? — спросил он Семена Семеновича.

— Все до последнего слова!

— Тогда посоветуйте, — говорит Прораков, — как бы нам вывернуться из беды без особого риска. За вознаграждение, конечно! Прораков второй раз не предлагает. Соглашайтесь! Если вы не камикадзе!!! — с этими словами молниеносно — Женька ахнуть не успела, Алмаз опешил — Прораков хвать Хворостухина за грудки и втащил в квартиру! Силами всего «театрального коллектива» они уже почти закрыли дверь… Проклял бы Семен Хворостухин тот день и час, когда, очертя голову, дал согласие Женьке принять участие в разоблачении мошенников!

Но вдруг — откуда ни возьмись — огромная стопа сорок четвертого-сорок пятого размера в сильно поношенном туристском ботинке встала между дверью и дверным косяком.

С той стороны вся шатия-братия поднавалилась на дверь, однако ноге, обутой в туристский ботинок, нельзя было причинить вреда и гидравлическим прессом.

— Товарищ Придорогин — вскричала Женька. — Какими судьбами?

— Я здесь проездом, — отвечал тот, не убирая ноги. — По делам организации.

— Фима! Ты? Друг!!! — полупридушенным голосом с той стороны баррикады позвал Хворостухин.

— Сема! Я здесь! Не бойся! Ни один волос не упадет с твоей головы.

— У него их и нет, — сказал Прораков.

Это было правдой. Семен Хворостухин был полностью лыс.

— Ну, ты, подарок Папе Римскому! — парировал Фима. — Хороший человек в Слизневке увидит больше достопримечательностей, чем ты в Риме.

— Какого дьявола?!

— Пусти Сему!..

И тут явился Витя Паничкин! В тот вечер он дежурил по спальням. И зашел узнать, в чем дело, почему Прораков не идет в интернат укладывать людей спать. И застал вышеописанную картину.