Не навреди ему

Это паранойя. Сосредоточься.

Часы теперь тикают еще громче, так же настойчиво, как пульс у меня в висках. Хочу содрать их со стены и растоптать, пока не треснет стекло и механизм не разлетится на тысячу кусочков.

Шунт выскальзывает из моей руки. Я закусываю нижнюю губу, чтобы придушить растущее отчаяние, и отпускаю, только когда чувствую слабый привкус крови на зубах.

– Марго, подержите секунду, пожалуйста.

Она берет у меня иглодержатель. Я не могу не заметить, как неподвижна ее рука по сравнению с моей.

Ладонь у меня горит. Чувствую, как дергаются мышцы каждый раз, когда зажимаю в руках инструмент. Даже кости горят, а суставы в пальцах не гнутся. Я разминаю руку, сжимая в кулак и с силой распрямляя пальцы, но, как только беру иглодержатель, он снова начинает трястись, а боль возвращается.

– Спасибо.

Я наклоняюсь к грудине, подцепляя иглой вену.

Мамочка…

Нет. Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас.

Я с силой зажмуриваюсь и упираюсь ногами в линолеумный пол.

Я слышу его крики так, будто он стоит рядом со мной: отрывистые вдохи, когда он задыхается от рыданий, и выдохи вперемешку с визгом. Хуже всего, что я не видела его, когда мы разговаривали, и мое воображение рисует самые жуткие картины. Вижу, как на его щеках блестят слезы, как телефон прижимается к его уху, а глаза прикованы к дулу пистолета, направленного ему в голову.

Ма-ма-ма-мамочка…

– Все в порядке, доктор Джонс?

Марго смотрит прямо на меня широко раскрытыми от волнения глазами. Я забыла, где нахожусь.

– Все нормально, – отвечаю я и снова наклоняюсь над грудиной. – У меня просто болит голова.

Последние полтора часа она дышит мне в затылок, в прямом и переносном смыслах, но, сколько бы я ни огрызалась на нее, она становится только внимательнее. Как будто точно знает, что я собираюсь сделать.

Нет. Она десятки раз смотрела, как я работаю. Она может подумать, что я нервничаю из-за статуса пациента, но никогда не заподозрит, что я намеренно хочу причинить ему вред.

Но от ее взгляда у меня волосы на затылке встали дыбом. Она достаточно близко стоит, чтобы все замечать, видеть, как трясется у меня рука, чувствовать, как я обливаюсь потом.

«Не останавливайся, – думаю я, заставляя себя сосредоточиться на текущей задаче. – Ты даже еще не добралась до финала».

21

Анна

Суббота, 6 апреля 2019 года, 12:30

Я закончила шунтирование всех трех артерий, чтобы спасти пациенту жизнь. Теперь осталось только его убить.

Я еле стою на ногах от усталости. Глаза у меня совершенно сухие, а в плечах застыло такое напряжение, что мне больно повернуть голову. Мне нужно в туалет, и я мечтаю о большом стакане воды; у меня настолько пересохло во рту, что язык прилипает к зубам. Но мне недолго осталось ждать.

Я наложила анастомозы, соединив шунты с каждой из коронарных артерий, и ввела в них раствор, чтобы убедиться, что соединения плотно прилегают друг к другу, но другие концы еще нужно пришить к аорте. Жестокая ирония: чтобы преодолеть этот последний барьер, мне не нужно больше изолировать сердце от кровообращения. Чтобы окончательно остановить это сердце, мне сначала нужно будет его запустить.

– Снимаю зажим.

Кровь устремляется в сердце. Оно становится ярче, кровообращение вымывает калиевый раствор. Медленно, но верно оно снова начинает биться. Я могла бы позволить ему жить, если бы захотела. Я могла бы поступить правильно. Пришить сосуды к аорте и снова его зашить.

– Частичный зажим, – прошу я.

Я передаю Марго первый зажим и беру из ее рук другой, созданный для того, чтобы мы могли пришивать сосуды к аорте, не останавливая кровообращение полностью. Но чтобы убить пациента, мне нужен полноценный приток крови. Он должен потерять как можно больше крови.

Я должна спровоцировать катастрофу.

У меня колотится сердце. Я чувствую отголоски его ударов в горле, в висках, в кончиках пальцев. Я ставлю зажим неправильно, так, чтобы давление на аорту было слишком низким.

– Почти закончили, команда. Осталось только пришить шунты к аорте, и мы у цели. Что с показателями?

– Все в норме, – отвечает доктор Бёрке.

– Объем крови?

– Достаточный, – отзывается Карин.

– Отлично, – я поворачиваюсь к Марго. – Пот.

Она протягивает руку с марлей и промокает капли у меня на лице, вопросительно заглядывая мне в глаза. Я обычно мало потею, а тут, наверное, из меня выделился литр только за последний час. Одежда липнет к телу, волосы хоть отжимай. Я думаю о том, может ли она почувствовать стук моего сердца, когда прижимает марлевую салфетку к моей шее.

– Скальпель, пожалуйста.

Она передает мне скальпель. Он почему-то кажется тяжелее, чем раньше, видимо, это груз последствий моего следующего надреза. Острый кончик блестит под лампами.