Не один дома. Естественная история нашего жилища от бактерий до многоножек, тараканов и пауков

Развивая эти идеи, двое ученых знали, что, как они напишут позже, «образование колоний Staphylococcus aureus у новорожденного — совершенно нормальное явление», которое «рано или поздно обязательно произойдет»[289]

. Это был общепризнанный факт. К тому времени многие исследования продемонстрировали, что кожа здорового взрослого человека покрыта настоящим ковром из микробов. В носовой полости, внутри пупка и в некоторых других точках тела в составе микробного сообщества этого «ковра» почти всегда присутствуют золотистые стафилококки, образующие плотные биопленки. На иных участках кожи, например на предплечье или на спине, доминируют другие виды рода Staphylococcus, наряду с представителями родов Corynebacterium, Micrococcus

и прочими узурпаторами нашей плоти[290]. Для млекопитающих вообще характерен плотный слой бактерий на поверхности тела, хотя теперь мы знаем, что видовой состав этого слоя зависит от особенностей млекопитающего. Даже нагие мы укрыты, то же касается любых поверхностей в наших домах. Также нам известно, что на коже плода в утробе матери никаких бактерий нет, как нет их в его легких и кишечнике, организм новорожденного заселяется микроорганизмами при рождении.

Зная все это, Айхенвальд и Шайнфилд предположили, что новоприобретенный микробный покров, установившийся у младенца одного дня отроду, особенно в носу и в пупке, служит помехой для других бактерий, которые уже не могут проникнуть в организм и обосноваться в нем. Точнее, ученые подумали, что полезные штаммы золотистого стафилококка могут переиграть патогены, лишая их пространства и пищи и не позволяя тем закрепиться в организме[291]

. На языке экологов это называется «эксплуатационной конкуренцией». Также вполне возможно, что, помимо защиты от патогенов путем эксплуатационной конкуренции, бактерии, опередившие других, могут производить особые антибиотики — «бактериоцины», которые отталкивают или даже убивают бактерий «второго эшелона»[292]. Экологи именуют такое явление «интерференционной конкуренцией»[293]

. Оба эти вида конкуренции распространены в природе и хорошо описаны. Они наблюдаются у растений в полях и у муравьев в тропических лесах, но мысль, что то же самое происходит и среди бактерий, живущих на человеке или в его жилище, в те годы выглядела радикальной. Хотя подобные прецеденты уже были известны, предложенная концепция была маргинальной — не столько безумной, сколько еретической.

В ту эпоху в медицине, особенно в области инфекционных болезней, все внимание уделялось истреблению вредных видов и штаммов, едва те начинали создавать проблемы. Так повелось еще со времен Сноу, отыскавшего зараженный колодец в Сохо, и со времен Луи Пастера, разработавшего теорию о том, что определенные патогенные виды могут вызывать заболевания. Почти никто не занимался поиском полезных видов; врачи даже не догадывались, что иногда причиной заболевания может быть отсутствие таких микробов[294]. В центре внимания были только патогены и способы их уничтожения. Это немного напоминает ситуацию первобытных времен до одомашнивания животных, когда все отношения с крупными зверями определялись способностью человека убивать или избегать их. Айхенвальд и Шайнфилд мыслили иначе. В их представлении эффективная медицина и здоровье людей в широком смысле могут быть основаны на более холистическом взгляде на жизнь.

Вместе со своим коллегой Джоном Рибблом они задумали эксперимент. Они хотели выяснить, что произойдет, если младенцев из палаты, в которой практически не было 80/81, перевести в палату, где зараженность доходила до 50 %. Будут ли эти новорожденные защищены другими видами микробов, которые ранее заселили их организм? Именно такой эксперимент и был проведен в Пресвитерианской больнице. Сначала новорожденных на 16 часов помещали в палату, свободную от 80/81. Затем переносили в другую, где патоген не просто был в наличии, а витал повсюду. Результат не оставлял сомнений. Дети, начавшие свою жизнь в палате, свободной от 80/81, были защищены от этого штамма, хотя им был всего один день от роду[295].

Это был остроумный (хотя и этически сомнительный) эксперимент. Он подтвердил благотворную роль бактерий в защите от патогенов; полезные микробы, казалось, побеждали и даже уничтожали болезнетворные виды. Впрочем, существовали и альтернативные объяснения, среди которых была и эта скучная «гипотеза крепкого младенца». Поэтому Айхенвальд и Шайнфилд решили поставить идеальный эксперимент: «возделывать» в организме новорожденных бактериальные сады, причем не столько препятствовать проникновению патогенов, сколько целенаправленно создавать благоприятные условия для полезных микробов.