Читаем Не одна во поле дороженька полностью

Эта трепетная живопись, вроде бы и неуместная там, где все гибнет, где царит жестокость людская, как бы становится главным и естественным доказательством того, что и гибель, и месть, и подвиг прочно вписаны в единую жизнь родной земли, в общенародные бедствия и борьбу. И при всех вариациях отдельных судеб в этом огромном единстве найдется место таким, как Тимофей Курьянов из рассказа «Весенний плач». Здесь изначальная ситуация — труса прячет жена — является предтечей завязки в распутинской повести «Живи и помни». Однако В. Распутин пойдет в глубь характеров, обнажит сложнейшие и тончайшие переживания своей Настёны, а В. Ревунов, разведывая тему в конце 50-х годов, идет вширь, описывая стремительные события в прифронтовой полосе, обусловившие и динамику сюжета. И, как всегда потом, Ревунову будут лучше удаваться хорошие люди, так и тут удалась ему более Стеша, нежели трус Тимофей, которого в итоге настигла пуля возмездия. Стеша, пожалевшая мужа, все-таки не понимает его: сама-то она ничего не боится, и смелость, выдержка ее, стойкость просты, естественны, как дыхание. Все тут стремительней, обнаженней, а где-то и проще: ведь рассказ этот — дитя своего времени.

Повестью «Красный день» В. Ревунов как бы начинает своего рода цикл, связанный «эхом войны», которое неумолчно звучит в сердцах прошедших ее людей и в 50-е, и в 60-е годы.

В ранних своих повестях писатель, чувствуя и понимая «психологию» природы лучше, чем психологию человека, пытается раскрыть через природу человеческую душу. И этим он как бы компенсирует то, что пока дается ему трудно. Его способность к «природочувствованию», его авторский взгляд и интонация, раздумчивая, чуть элегическая, создают от повести к повести все более ощутимо, реально образ рассказчика, становящийся, — может быть, и невольно, — одним из постоянных героев ревуновских повестей. В истории поисков потерянной любви, в самой ее романтической подоснове поэтическая стилистика уместна и соответствует состоянию героя. В этот период формируется и своеобразный ревуновский синтаксис, особое строение фразы, посверкивающей диалектным словцом, идиоматикой. В повести «Красный день» эти признаки уже хорошо заметны, как и непременная достоверность детали, убедительность частностей, которые собственно и обеспечивают наше доверие даже к несбыточно счастливому концу этой истории.

В повести «Белый камень» описательность, присущая раннему творчеству Ревунова, уступает место более напряженным коллизиям, обусловленным не только драматическим развитием военных судеб, но и стремлением писателя в диалогах заострить современные конфликтные противоречия персонажей-антиподов. Завершая историю как бы на запятой, доверяя читателю, не стараясь все разжевать, писатель позволяет нам подумать о послевоенных путях таких людей, как Дмитрий Матвеевич Лощин. В сущности, жизнь бывших фронтовиков, их дела и думы о мире, который оплачен их кровью и страданиями, их споры о будущем — постоянно в центре внимания В. Ревунова. Наиболее подробно разрабатывает он эту тему в самых крупных повестях 60-х годов: «Пропавшая в метель» и «Не одна во поле дороженька». Но и «Белый камень», и «Когда цветут таволги» во многом предвосхищают их проблематику, мотив трагической вины героя.

Москвич Лощин, приехав в места, где воевал, встречается с разными людьми, и почти каждый оказывается так или иначе причастен к той тайне, которая угнетает Лощина уже много лет, и почти каждый так или иначе помогает герою в поисках доказательства его невиновности. В «Белом камне» писателя, безусловно верящего в нравственную стойкость и высокую порядочность людей из народа, особенно интересует образ многогрешного пастуха Иваши. В монологах и репликах Иваши раскрывается горькая его судьбина: война отняла у него многое, и пьет он от горя, но погибнуть окончательно Иваше не дает совестливость и доброта, готовность искупить вину и спасти от беды сынишку.

Тут уместно сказать, что Виктор Ревунов с удивительным теплом и нежностью пишет детей, с каким-то особым щемящим чувством рисуя их светлые, бесхитростные, открытые миру, незащищенные души, потому что он и сам сохранил в себе такую же непорочную, открытую миру, незащищенную душу большого ребенка.

Традиционный «треугольник» (а вопрос этот явно занимает писателя, особенно когда он пишет об интеллигентах, мудрствующих лукаво) представляют в «Соловьиной ночи» люди великодушные, чистые помыслами. Беда, настигшая Завьялова и его жену Полину, встречена обоими достойно. Благородство их показано столь же убедительно, как и любовь. И в драме их любви чувства не теряют искренности, глубины, потому и горечь расставания по-своему светла. Тем не менее автор удерживается на той грани, за которой начинается идеализация, сглаживающая реальную боль житейских драм.

Но главная стихия, где Виктор Ревунов чувствует себя свободно, где сполна раскрывается его талант, — это природа и природные, естественные люди, трудящиеся на земле, слитые с нею, глубоко чувствующие и красоту и нужды ее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза