Не оставляющий следов: Обретение

– Десятник Айсин Гёро, к Вашим услугам, – остановился и отдал поклон. – Ветеран кайджунской кампании, командовал сотней.

– Клан меченосцев Тулипало... – понимающе кивнул наставник, – сюда назначены после ранения?

– Да, господин, – десятник поклонился еще раз. – Толку с меня никакого, даже наших молодых учить не смогу, так хоть здесь службу наладил... Жить можно. Господин секретарь, – доложил он, открыв тяжелую дверь кабинета, – к Вам посетители. С пожертвованием...

Сказать, что нас приняли хорошо, – это ничего не сказать. Нас приняли, как блудных детей, вернувшихся под крышу родного дома. Худощавый строгий господин, состоящий в младшей семье администраторов Иса, был еще молод, но уже по-клановому серьезен и сух. Его радушие угадывалось лишь по смягчившейся линии бровей и торопливости, с которой делал пометку в бухгалтерской книге. Я широко улыбнулся и протянул последний кошель.

Посещение управ дурно сказывается на кармане посетителей.

Учитель Доо после обеда назначил дополнительную тренировку «единой нити» и удалился готовить что-то невообразимо вкусное, судя по доносящимся ароматам. Время от времени строго покрикивал из открытого проема кухни, требуя проявлять еще большее усердие и энтузиазм. Ужин прошел без привычных разговоров, но с привычным меню: рыба, горка риса с овощами и чай. Для кого предназначены яства, выставленные на широкий поднос? Выглядят они волшебно, так и хочется стащить кусочек.

Ночью к Учителю Доо пришла старуха Дэйю. Я услышал дребезжание струн и взрывы смеха, доносящиеся из центрального дворика. Учитель Доо, видимо, ожидал, что меня сморит усталость после двух дневных тренировок, но добился обратного – уснуть было мучительно сложно. Натруженные мышцы болели так, что любое шевеление ими ставило мозг на грань меж сном и ужасной явью. Ну уж нет! Назло наставнику ворвусь в зал для приема гостей и разрушу их стариковский междусобойчик. Скрючившись, достал из-под кровати шелковые тапки, вышитые наложницей отца... Я любил ее за добрые глаза, нежную улыбку и конфеты, которыми всегда угощала. Очень вкусные конфеты, между прочим. Кажется, отец тоже любил ее именно за это. Накинул теплый ватный халат и, еле передвигая ноги, пополз – иного слова не подобрать – по лестнице, понимая, что «ворваться» никак не выйдет. Ну, хоть пошпионить за педагогом...

Зал для приема гостей производил потрясающее впечатление. Я вам клянусь, не было в нем доселе ни каскада люстр из горного хрусталя, ни яшмовых колонн, ни древних медных светильников в виде Императора Дракона. На резных скамьях черного дерева утопала в бархатных подушках апсара эпохи императрицы Ксуеман. Тонкие пальчики нежно пощипывали струны незнакомого инструмента, взор ласкал толстяка в неизменном ханьфу. Они пили вино, что-то шептали друг другу на ушко и хихикали. Внимание приковали стоящие на резном столике чаши и кувшин для сливового вина. Не может быть! Этот набор сопровождает нашу семью более тысячи лет. Это святыня рода! Он хранился в опечатанном ларце и использовался лишь для ритуальных возлияний в домашнем храме. Как его стащил аморальный педагог?

Ворваться? Обличить? Пристыдить?

Усталость и грусть тяжким грузом упали на плечи. Я еще не привык к такой ноше, поэтому просто развернулся и поплелся к себе, в теплую постель, в объятья злого брата милого Аэда – повелителя кошмаров саблезубого Бакузу. Не знаю, кто они такие, но их вечно поминала нянька, когда загоняла в кровать.

Наутро я ждал наставника во внутреннем дворике, как и положено ученику. Мы снова занимались искусством «единой нити», но почтительное отношение к Учителю Доо давалось сегодня совсем нелегко.

За завтраком спросил прямо, еле сдерживая возмущение:

– Как к тебе попала наша священная посуда?

– Для сливового вина? – Наставник хитро прищурился. – Видишь ли, мой юный друг, я прибыл сюда без багажа, а угощать столь уважаемую гостью из тех чашек, что наличествуют здесь, есть верх безвкусия, – он скептически взглянул на расписную пиалу в своей руке, несколько излишне украшенную позолоченными завитушками. – Я позаимствовал на пирушку приличную посуду, овеянную дыханием седых веков... Не волнуйся, она давно там, где положено. Нельзя присваивать чужое. Пользоваться – можно, присваивать – нет, чтобы не нарушать естественного хода событий.

– А я так смогу? – от открывающейся перспективы захватило дух.

Если есть шанс незаметно стащить у сестрицы Гаури ее любимую ночную сорочку, вечером, когда она будет готовиться ко сну... визгу будет!!! Почему у Гаури? Потому, что эта зануда вечно меня шпыняла.

– Скорее всего, не сможешь, мой юный друг. Вспомнил свое новое имя? Ты не зря носишь его. Мы с Дэйю обсудили твои сложности с управлением реальностью и пришли к выводу, что способности менять мир у тебя ограничены проклятием.

– Но кто и когда успел меня проклясть? – чашка дрогнула в руке, капли чая обожгли колено.

– Это родительское проклятие... оно не снимается, – предвосхитил Учитель мой следующий вопрос.