Не оставляющий следов: Обретение (СИ)

В специально отведенной долине за пределами Саксаюмана формировался походный порядок торгового каравана. На почти четыре сотни крупных лам-гуанако навьючивали тюки с грузом, а вокруг суетилось, казалось, в два раза больше народу. Мохнатые ламы с царственным высокомерием смотрели на каждого, кто посмел грузить им поклажу на спину… а таких хватало. Погонщики в который раз проверяли упряжь, купцы и приказчики просматривали списки и ругались за место в цепочке, охрана готовилась рассредоточиваться по ходу движения. Старший караванщик встретил нас радушно и сразу определил в компанию к «свободным путешественникам». Пешком идти было нелегко и небыстро – равнялись по последнему, – но после того как спустимся с гор и сменим вьючных животных, можно будет, как нас уверили, перемещаться в кибитках «со всеми удобствами». Среди путешественников обнаружились математик-Терас, перебирающийся в Бахар вместе со всем скарбом и молодой женой, ремесленники, по предписанию властей отбывающие в другие провинции империи, парочка художников-Куккья, черпающих вдохновение в странствиях, и скрытный чиновник-Иса, не раскрывший рта даже для того, чтобы поздороваться. Похоже, государственный инспектор.

Наш отъезд несколько раз откладывался: на месте сбора мы в полном составе уже три раза напрасно встречали восход солнца, а через час, недоуменно пожимая плечами, расходились – зато с подружкой прощались каждый раз как последний, а потом не менее пылко встречались. Сегодня погонщики наконец-то взяли в руки поводья головных гуанако, связанных десятками. Резкий сигнал горна растворился в вековом безмолвии седых вершин. Эхо молчало. Позвякивая железными деталями сбруи, ламы мягко тронулись в путь. Солнце светило в спину.

В пути разговаривали мало, берегли силы и дыхание. Зато вечерами на специально оборудованных площадках, нас ждали разожженные костры, запекающиеся в ямах тушки альпак с овощами и навесы от ветра и непогоды. Соскучившиеся в дороге по общению попутчики знакомились, переходили от группы к группе, от костра к костру, слушая чужие байки и рассказывая свои истории. Стоянки обустраивала специальная команда работников, которые заранее выдвигались вперед. Сию, воплощающийся в материальную форму лишь на привалах, с удовольствием бегал по лагерю и таскал от соседних костров кусочки. Многие желали одарить чем-нибудь вкусным ласкового попрошайку. Поначалу то тут, то там вспыхивали ссоры, но их быстро ликвидировали караванщики – опыт помогал гасить конфликты в зародыше. Странствовать в большой и хорошо охраняемой компании оказалось на удивление комфортно.

Лишь один из почти тысячи человек в караване вызывал стойкую стихийную неприязнь. Невысокий рыхловатый юноша примерно моего возраста с чистым виском и в желтых одеждах семьи Туркисов время от времени проезжал верхом на ослике вдоль цепочки мерно ступающих лам и людей. Единственный из всего каравана, кто не шел пешком. Его круглое лицо с орлиным носом и большими карими глазами можно было бы даже назвать приятным, если бы не брюзгливо поджатые пухлые губы. Небольшой залакированный пучок обвивала металлическая лента, сколотая шпилькой «Расцветание пиона», головной убор отсутствовал, выставляя на всеобщее обозрение символ высокого статуса. Черные прямые волосы, не забранные вверх, красиво обрамляли скулы и спадали водопадом на плечи. Прическа, такая уместная в роскошных залах дворцов, вдали от цивилизации выглядела нелепо. Обычно его сопровождали сам старший караванщик и пара-тройка телохранителей. Как понял из тихих дорожных разговоров обслуги, юный Туркис с трудом смог вырваться из водоворота развлечений, на которых так богат Саксаюман, именно поэтому наш отъезд и откладывался. Глава семьи Мягкого золота впервые отправил отпрыска-наследника руководить движением каравана, и он уж наруководил… На привалы мы останавливались тогда, когда скучающему аристократу приходила в голову идея отдохнуть или развлечься охотой. Любое более-менее живописное озеро надолго задерживало наше продвижение: юнец мог часами торчать на его берегах, увлеченно царапая в тетрадку слащавые вирши и вкушая вино из кубка, украшенного самоцветами. С приближением лесов обслуга, повинуясь его распоряжениям, бросала лам и грузы, уходила в заросли, чтобы спугнуть дичь и пригнать ее поближе к караванному пути. Туркис с азартом расстреливал кроликов и диких морских свинок из лука, не покидая спины осла. Тушки шли в общий котел, но погоды не делали – что для почти тысячи путников десяток кроликов, да и скота на мясо мы с собой гнали достаточно.

– Молодой господин, – увещевал сына своего повелителя старший караванщик, единственный, к кому юнец хоть немного прислушивался, – мы выбиваемся из графика! Если не уйдем из этих мест до прихода туманов, передвижение осложнится…

– Это твоя работа, – высокомерно процедил юнец, – сделать так, чтобы мы не сбились с пути.

Утонувшие в похмельных тенях глаза встретились с моим презрительным взглядом… Напрасно я привлек его внимание.