«Ирод» согласно кивал, весело поблескивал глазами, и протягивал грубовато слепленную глиняную чашу под багровую струю густого терпкого вина с предгорий. Семья хозяина держала там виноградники. Перед ним в изобилии располагались миски с горячей лапшой, свининой в крахмальном кляре и солено-сладком соусе, ростками бамбука и древесными грибами – наставнику тоже похудеть не грозило.
Мы оставили изрядно пощипанный караван в разоренной дезертирами фактории у плато Алтыгель. Смогли выкупить лишь пару упрямых мулов: каждая скотинка была на счету. Туркис протрезвел, пришел в себя и содрал с нас за них впечатляющую сумму – семейное мастерство не пропьешь. Возможно, он таким образом хотел отыграться за историю с Ёдгором Фуином, загадочное исчезновение которого наделало большого переполоху. И хотя мы с наставником были ранены, а охранники-Пиккья, приставленные к нашему фургону, не видели и не слышали ничего необычного, ситуация с «побегом пленного» выглядела очень подозрительно. После неожиданного превращения недотеп в умелых воинов и триумфального вмешательства в ход сражения, не походили мы на доверчивых простачков, которых обвел вокруг пальца ушлый разбойник. Но и обвинить в сговоре с беглецом никто не решился.
Рана моя была достаточно серьезна, поэтому все же пришлось раскошелиться на мулов.
До ближайшего городка с постоялым двором добирались долго, Шусин не баловал густой заселенностью. На привалах заваривали лекарственные травы, меняли повязки… останавливались часто. И столь же часто объяснялись: только после утомительных расспросов, иногда больше напоминающих допросы, в наших подорожных появлялись печати постов военной администрации дорог. Не думаю, что в чем-то подозревали именно нас, скорее всего, власть здесь просто не любит чужих. Она и своих-то не сильно жалует. И вот, наконец, добрались до гостиницы, и уже пару недель я блаженствовал в тишине и покое чистой уютной комнатушки.
На постоялых дворах давно себя чувствовал как рыба в воде: расположить хозяев и подружиться с постояльцами – элементарная задачка. Здесь же вообще отдыхал душой. Не оставляло ощущение, что вернулся в родное поместье. Шусинцы были похожи на домочадцев, тех, кто окружал меня с самого детства. Такие привычные волосы всех оттенков русого, от медового до пепельного, узкие лица с острыми подбородками, серые или карие глаза. Только персиковый оттенок кожи столичных обитателей не совпадал с загаром разной интенсивности, которым отличались местные жители, много времени проводившие на свежем воздухе. Одевались тоже чуть иначе, чем в Бахаре: халаты короче, штаны
На постоялом дворе встречались лишь простолюдины с вытатуированными колосом или буйволом на висках: крепкие, закаленные трудом и загорелые до красно-кирпичного цвета мужчины и женщины, степенно и даже церемонно вкушающие добротную пищу в общем зале. Но по вечерам столики для азартных игр не пустовали и здесь, вкуснейшее местное вино лилось потоком, бродячие сказители радовали преданиями старины.
…
– Мой прадед видел эту битву! – с пьяной хвастливостью перебил сказителя щуплый мужичок, привалившийся к боку дородной супруги. – Текудер ка-а-ак...
– Не вопи, дай послушать, – наградила его подзатыльником жена. – Твои байки уже на зубах навязли.