Не от мира сего

— Меня, вроде бы в миру крестили, — еще больше потерялся Илейко. — Мимо церкви, говорят.

— Да не важно где, главное — кто. А я знаю твоего крестного отца. Можешь мне не верить, но когда встретишь Сампсу Колывановича — он сам тебе все расскажет. А в том, что пересекутся ваши дорожки — это я уверен. Так что — парься, дорогой гость, от души, не жалей березового веничка.

И Илейко, озадаченный странными словами хозяина, расстарался на радость себе: еще никогда пар не был таким жгучим, а веник — столь мягким, бражка — настолько освежающей, а вода в озере — такой мягкой. Они беседовали с Микой обо всем, будто всю жизнь были лучшими друзьями.

— Я, — говорил хозяин, — еще в детстве метелиляйнена встретил. Да не одного. Но и не сразу обоих.

— Надо же, а мне казалось, вымерли они все давным-давно, — удивился Илейко.

Мика поведал историю, которая способна была удивить любого, умеющего слушать.

Метелиляйнены (от meteli — шум, драка в переводе с финского, примечание автора) были велики по своим размерам, от этого они и производили слишком много шума. Да еще и характер у них был весьма воинственный. Бились всегда и со всеми. Не от жажды убийств, а по складу характера. Самый знаменитый, Голиаф, пал от камня, пущенного пращей человека Давида где-то вблизи горы Мера. Раньше было их много, но со временем порастратились, подрастерялись и почти вымерли. Человек своей подлостью свел в их могилу.

Еще изредка можно было встретить метелиляйненов на берегах Гандвика (Белое море, примечание автора), что в переводе у норманнов означало "Залив чудовищ", или среди диких северных скал Скандинавии. Называли их по-разному: кто — хийси, кто — етун, кто — тролли, а некоторые — йятти. Вблизи Большой Сельги жил, говорят, последний из их племени. Даже имя у него было — Яакко Пунтус.

У Пунтуса была дочь, какая-то безымянная великанша, а жены не было. Где-то болталась вместе с прочими женщинами на вольных хлебах вблизи Уусимаа (Новая Земля, в переводе с финского, примечание автора). Яакко возделывал землю где-нибудь в непроходимых и абсолютно безлюдных лесах. Корчевал, пахал, рвал напополам подворачивающихся под горячую руку медведей. Словом, был очень культурным и воспитанным малым, если так можно назвать Божье создание высотой в три с половиной человеческих роста. И дочка тоже была ему под стать. Вот только скучно ей было, поэтому и слонялась по лесу, создавая своим отнюдь нехрупким телом лишний шум. Однажды натолкнулась она на человека, деловито обмеряющего окультуренную папашей делянку. Скрытно, насколько это ей удавалось, она побежала к отцу и поделилась новостями. Тот захотел сам лицезреть это дело. Лес Вакокангас — обширный, найти человека в нем сложнее, чем, положим, росомаху. Но дочка не обманула, только ошиблась с подсчетом: человеков было два. Один — взрослый, другой — совсем мальчишка. Когда Яакко вышел на них, старший очень удивился, замахал руками, схватился за грудь и притворился спящим. А младший, закричав от ярости и гнева, подхватил суковатую дубину и бросился на великана. Хотел отомстить за умершего от расстройства и страха батюшку.

В общем, человека похоронили, а мальчишку взял себе в ученики сам Пунтус. Дочь же его, воспользовавшись случаем, убежала из отчего дома в поисках лучшей доли на север, где, по слухам, метелиляйненов было, как собак нерезаных. А человек прижился, научился обитать в доме, где никогда не запирали дверей на засовы: вряд ли найдется вор, способный поживиться любой изящно сделанной, но донельзя тяжелой безделушкой. Яакко тем временем прекрасно понимал, что если кто-то из людей пробрался к его угодьям, то за ними последуют и другие. Вопрос времени.

За несколько лет мальчишка превратился в настоящего специалиста по возделыванию лесных земель, позднее выяснилось, так обрабатывать сельгу, как он, не мог больше никто. А Пунтус задумал уходить на север. Решил он идти от сейда к сейду, единственных вех, оставленных былым могучим племенем метелиляйненов. Гиганты не носили оружия. В случае крайней нужды использовали те булыжники, что складывали по лесам и освобожденным полям, пусть потом заросшим дикими зарослями. Броски каменных глыб способны были повергнуть в бегство любого врага, включая и самих метелиляйненов. Бывалочи, когда возникали некоторые трения между собой, перебрасывались валунами с острова Корписаари в соседствующий, но не ближайший, залив Отсанлахти. Прятались за возведенными каменными грядами, а несчастных, поймавших в голову привет от соседей, хоронили на Лапинлахти. Теперь Пунтус на старости лет решил больше не оставаться в родных краях, а идти к легендарному королю великанов Херрауду, как его почтительно звали люди, Железному Господину (Herra — господин, Rauta — железо, в переводе, примечание автора). Авось хоть похоронят по-человечески, точнее, по-метелиляйненски.