Не от мира сего. Криминальный талант. Долгое дело

– Я тоже прошу слова, – сказал инспектор Леденцов, подняв руку. – Все тут говорили так, что якобы минус, а на самом деле плюс. Если сложить сумму плюсов да прибавить сумму минусов, то сумма…

– Короче, – предупредил начальник райотдела.

Леденцов покраснел, как и его волосы.

– Я хочу сказать, что плюс ко всему у него есть один минус…

– Как? – насупился подполковник.

– То есть минус ко всему у него есть один плюс, – окончательно сбился молодой инспектор.

– Какой же? – мрачно поинтересовался начальник райотдела.

– Сергей Георгиевич дает мне советы по поводу составления процессуальных документов, товарищ подполковник, – вдруг отчеканил Леденцов.

– Ага, – подтвердил Петельников, – вчера звонил по телефону и спрашивал, как правильно написать: «сосуд в виде рога» или «рог в виде сосуда».

– Ну и что Рябинин посоветовал? – заинтересовался прокурор.

– Рогатый сосуд, – буркнул Леденцов под взметнувшийся хохот.

Юрий Артемьевич опять встал, косясь на свой прокурорский китель, который сидел на нем как–то необязательно, словно он его одолжил.

– Еще выступать кто–нибудь будет? Тогда заключаю. Если перевести мысли говоривших на нормальный язык, то все мы, Сергей Георгиевич, желаем вам счастья и здоровья. А чтобы этот день не затерялся в вашей памяти, примите от коллег этот подарок.

Он взял со стола небольшой плоский сверток и зашуршал бумагой, которая опала на стул, как соскользнула. Теперь в руках прокурора была книга, неестественно блестевшая холодным блеском. Юрий Артемьевич понес ее перед собой осторожно, словно опасаясь разбить. Он поймал внизу горящую руку следователя и с чувством пожал ее.

– Эту книгу, Сергей Георгиевич, нельзя прочесть. Но ее содержание вы знаете назубок.

И вручил.

Сначала пальцы Рябинина ощутили холод и почти литую твердь. Затем на них легла некнижная тяжесть. И уж тогда глаза поняли, что у него в руке каменная книга – обложка из волнистой сургучной яшмы, родонитовый корешок и белая середина спрессованных страниц из полосчатого кварцита. Крупные золотые буквы секли мягкие волны яшмы: «Уголовный кодекс РСФСР».

– Хотите что–нибудь сказать? – спросил Юрий Артемьевич.

Рябинин хотел сказать. Он уже знал, что переполнен тем, о чем хочет сказать. Но эта переполненность была той силы, которая может выплеснуть слова пролитым фонтаном, как только что пробуренная скважина. Эти слова – не идущие для большого собрания, да и к этому кабинету не идущие, теснили друг друга, пытаясь вырваться. И вырвались в тот момент, когда в сознании мелькнули его дневниковые записи о забывших друзьях.

– Дурак я, – сказал Рябинин, собираясь еще объяснить, почему он дурак.

– Очень хорошо, – обрадовался подполковник. – Это самая умная и краткая речь, когда–либо слышанная мною.

– Товарищи, чествование закончилось, – объявил прокурор уже под шумок заходивших стульев.

– Нет, не закончилось, – почти тихо сказал Рябинин, но стулья его услышали и выжидательно уперлись ножками в пол. – Вечером прошу всех ко мне…

– И придем, – отозвался над ухом Петельников.

И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Я не знал, что моя двухкомнатная малогабаритная квартира может вместить столько народу. Я не знал, что мой день рождения превратится в праздник. Я не знал, что моя Лида может быть душой общества. И самое главное – я даже не подозревал, что у меня столько друзей.

Мне сорок. Я замечаю, что у меня меньше стало желаний. Мне уже редко хочется мороженого, я уже не бегу в кино, меня уже не тянет купаться в августе… И не знаю, полетел бы я в космос, предложи мне ракету. Стареть это утрачивать желания, и поэтому с годами все меньше остается удовольствий. И видимо, в глубокой старости наступает то страшное время, когда человеку ничего не хочется – ну ничегошеньки! Но и в это страшное время у него остается одно вечное желание, на которое всегда не хватает жизни, – общаться с человеком, единомышленником, другом…