Не от мира сего

Алисон считает, что именно Бах помог Евгению вновь обрести веру в Господа, она воочию убедилась, какие страдания претерпел ее друг. Спору нет, «Бог» современного христианства, столь «постный» и неубедительный, и впрямь «умер» для Евгения навсегда. Но Бога, о котором говорил в XVIII веке лютеранин Бах, отринуть было не столь просто: музыка затронула самые сокровенные уголки души.

А затронув, обрекла Евгения на новые душевные муки. Алисон вспоминает: «Порой он напивался, бросался на пол, молотил кулаками, чтобы Бог оставил его в покое».

В «Бесах» Достоевского есть персонаж, Кириллов, подобно Ницше ополчившийся в одиночку против Господа. Другой герой романа, Петр Верховенский, зорко подмечает, что в своем всепоглощающем стремлении доказать, что Бога нет, Кириллов обнаруживает «веру, пожалуй, еще большую, чем у попа». Эти слова приходят на память в связи с Евгением, с его упорным распятием Бога. Есть Бог или нет? — вот главный вопрос в жизни. Разум его еще мог как‑то укрыться за теориями, вроде «обобщенного «я»», но душа подсказывала: не обретешь личностного Бога в самом сердце своем — жизнь и впрямь окажется бессмысленной.

Привкус ада

Сойду ли в преисподнюю, и там Ты.

Пс. 138:7

В 1956 году Евгений с отличием окончил Помону, поступил в Академию востоковедения в Сан- Франциско, избрав полный курс обучения.

В САМОМ Сан–Франциско Евгений пытался обосноваться на «задворках» общества, которое он отверг, подальше от унылой, размеренной жизни, в которой ничего не происходит, жизни «как у всех». Оказавшись в Академии, он, естественно, быстро сошелся с интеллектуальной элитой Сан- Франциско и начал многое перенимать: выкраивал из скудных средств деньги, чтобы ходить с приятелями в дорогие изысканные рестораны, сделался знатоком и ценителем хороших вин. Изредка покуривал дорогие сигареты с Балкан, которые Алан Уоттс считал «непревзойденными». Зачастил в оперу, на концерты классической музыки, выставки, в театры, не гнушался и авангардистскими постановками. А встречаясь с такими же, как и он, любителями и ценителями искусства, живо делился впечатлениями. В письмах стала проскальзывать модная в ту пору манера излагать мысль как можно более замысловато, не особо считаясь с грамматикой и знаками препинания. Позже он признал, что всё это было наносным, подражательским.

Передовая интеллигенция, среди которой оказался Евгений, держалась очень высокого мнения о своем культурном уровне.

Сан–Франциско превратился в крупнейший в стране центр авангардизма, там зародилось и развилось неприятие существующей обывательской культуры, этакого «тихого омута», в котором пребывала Америка в 50–е годы.

И во всех культурных преобразованиях немалая заслуга Академии востоковедения и ее искрометного руководителя — Алан Уоттса. В автобиографии он написал: «Академия явилась тем краеугольным камнем, на котором возросло так называемое «сан–францисское возрождение», о котором можно сказать, как некогда блаж. Августин о сути времени: «Я знаю, что это такое, доколе меня не попросят объяснить». Я отстою недостаточно далеко от тех лет и потому не могу оценить объективно, так сказать, со стороны. Скажу лишь, что примерно с 1958 по 70–е годы в Сан–Франциско наблюдался небывалый взрыв духовной энергии в самых разнообразных формах: поэзии, музыке, философии, живописи, религии, средствах связи, радио, телевидении, кино, балете, драме, да и в образе жизни. Взрыв этот потряс всю страну, весь мир, и не стану проявлять ложную скромность и преуменьшать свою роль — я причастен к нему самым непосредственным образом».

Задолго до того, как слово «хиппи» вошло в наш лексикон, передовая интеллигенция Сан- Франциско, отринув идею «американской мечты» с ее упованием на идеал семьи и христианскую религию, окунулась в поиски нового, черпая многое из восточных религий. Отвергая мораль западного общества, они брали от Востока лишь то, что нравилось. Это предопределяло вседозволенность, бесчинства и оргии, неприемлемое в цивилизованном обществе. Так дух поиска в культуре и эстетике сочетался с «духом беззакония», по определению Евгения. И среди самых ярых проповедников новой морали был Алан Уоттс. Понося западную религию, он защищал новоявленную свободу от «нетерпимых» христиан и иудеев. Будучи проповедником земных радостей, он утверждал, что сознание изначальной греховности у иудеев и христиан очень ограничивает личность, сдерживает рост, а потому сознание это нужно искоренить в жизни Запада.

Со времен летней школы в Сан–Франциско Евгений отчетливо видел моральные принципы (точнее, их отсутствие) новой культуры, культуры протеста, исповедуемой интеллигенцией Сан- Франциско. Увы, спустя тридцать лет эти «моральные принципы» стали общепринятыми во всей стране. Под влиянием Уоттса, Евгений сочетал их с выборочными положениями восточных религий. В 1955 году в одном из писем он заявил: