Не. Отпускай меня

— Лука, — приветствовала она его. Ее искусственная улыбка не изменилась. Когда он остановился перед ней, она положила руки ему на плечи и сделала воздушные поцелуи у правой и левой щеки, не касаясь его. Однако даже этот жест имел в себе что-то сердечное, в сравнении с его поведением. Лука неподвижно снес «поцелуи».

— Как твои дела?

— Хорошо. — Односложный ответ был быстрым, словно пуля. Лука отступил и скрестил руки на груди.

Было невозможно не заметить, как плохо он себя чувствует. Охотнее всего я бы подошла к нему и обняла, но я не хотела давать миссис Гибсон основание переносить свою неприязнь ко мне на сына.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Лука.

— Навещаю своих детей. Что же еще?

— Просто так?

— Я думала, мы сегодня вечером вместе поужинаем.

— Ты могла бы позвонить, вместо того чтобы являться без предупреждения.

Миссис Гибсон кивнула:

— И допустить, чтобы ты выдумал отговорку, как в прошлый раз? Я не думаю. — Она взяла свою сумку с кресла и зацокала к двери. Мимоходом она сунула Луке в руку записку. — Мой помощник заказал для нас на девятнадцать часов столик в «Picasso». Никаких отговорок, быть пунктуальными и оставить дома изношенные джинсы. Нам надо обсудить кое-что важное.

Глава 25

— Какой красивый забор. Давайте наедем на него, — сказал Лука и указал на чугунную ограду, окружавшую «Picasso». Со своими изгибами и отделкой она, казалось, попала сюда из сказки. Здание за оградой было скромным, со светлым фасадом и темной черепицей, но вокруг повсюду были установлены источники света, да и многочисленные художественно постриженные кусты придавали комплексу благородный вид.

— Не будь смешным. Это только ужин. — Апрель направила машину, которая казалась неуместной среди больших дорогих лимузинов, к парковке. Теперь я тоже поняла, почему нам надо было оставить джинсы дома. Я даже не знала, что в Мелвью существовал такой роскошный ресторан.

— Тебе легко говорить. Когда она смотрит на тебя, то видит папу, а когда смотрит на меня, видит собственные ошибки.

Апрель вытащила ключ из замка зажигания, и свет в машине погас. Однако автомобильная стоянка была так ярко освещена уличными фонарями и наземными прожекторами, что все было хорошо видно.

— Лука, ты преувеличиваешь.

Он фыркнул:

— Нет.

— Она тебе это сказала? Именно так?

— Нет, но дала мне это почувствовать. Она когда-нибудь забывала про твой день рождения? — Лука сказал это с горечью. Он отстегнул ремень безопасности и, прежде чем Апрель смогла что-нибудь ответить, вышел из машины. При этом он с такой силой открыл дверь, что Апрель с ее страховкой просто повезло — стоянка рядом с нами была пустой.

Апрель вздохнула и откинула голову на спинку кресла, не жалея искусно сделанную прическу, над которой работала больше получаса, прежде чем позаботилась о моих волосах; теперь они ниспадали легкими волнами вокруг моего лица.

Я тоже отстегнулась и наклонилась между сидений вперед, неуверенная, надо ли что-то говорить. Я поехала с ними только для того, чтобы исполнить роль буфера между Лукой и его матерью.

— Думаешь, это хорошая мысль? Может, нам надо было отказаться от этого ужина?

Апрель повернулась ко мне. Она уже сейчас выглядела усталой, а вечер еще даже не начался.

— Именно этого хотел Лука. Поэтому он ведет себя как маленький ребенок, но от этого только хуже. Он должен на два часа взять себя в руки, потом у него снова будет полгода покоя, прежде чем у мамы возникнет новый порыв материнских чувств.

— Понимаю. — Я посмотрела из окна на Луку, который беспокойно бродил по стоянке, засунув руки в карманы.

— Мне поговорить с ним?

— Было бы хорошо. В такие моменты я всегда говорю не то.

— Дай мне пять минут. — Я ободряюще улыбнулась и вышла из машины.

Несмотря на плотные колготки, которые мне одолжила Апрель, я вздрогнула от холодного ночного ветра. Я закуталась в пальто и скрестила руки на груди, чтобы согреться. А потом пошла к Луке, стараясь не наступить на очередной прожектор.

Лука изучал взглядом один из кустов, подстриженный в форме конуса. Я стала рядом и посмотрела на его напряженный профиль. Тень омрачала его лицо.

— Как дела?

— Отлично.

— Рада это слышать. — Я мягко толкнула его плечом. — Тебе тоже не терпится заказать пасту с золотыми хлопьями за семьдесят долларов?

Лука поднял брови и посмотрел на меня:

— Есть такое блюдо?

— Не знаю. Но если оно есть где-то в Мелвью, то именно здесь. Я всегда хотела съесть что-нибудь с золотом.

Лука усмехнулся:

— Неужели?

Я кивнула:

— А ты разве нет?

— Честно говоря, я никогда об этом не думал.

— Ладно, тогда думай быстрее. Я проголодалась и не буду полчаса тянуть с заказом только потому, что ты не можешь решить, хочешь ли еду с золотом или без. — Я показала на «Piсasso» за нашими спинами, словно он мог не заметить его.

Лука тихо засмеялся, и его плечи расслабились. Однако, когда он снова перевел взгляд на конусовидный куст, его лицо стало невыразительным, и я почувствовала, как искра радости, которую я в нем зажгла, потухла при воспоминании о матери.

— Я ненавижу ее, — прошептал он.