Не отпускай

– Теперь посмотрим на эту найденную тобой запись. Если она подлинная, а у меня нет оснований думать, что она сфальсифицирована, то за неделю до их смерти один из погибших – Лео – видел вертолет над базой. Как я полагаю, твоя гипотеза состоит в том, что это и привело к его смерти. Не забывай, что Дайаны не было с ними, когда они снимали это видео.

– Лео мог ей сказать, – возражаю я.

– Нет.

– Нет?

– И опять: придерживайся фактов, Нап. Если ты будешь исходить из них, то придешь к выводу, как пришел я, что Дайана ничего не знала.

– Я потерял нить ваших рассуждений, – говорю я.

– Все просто. – Оги смотрит мне в глаза. – Лео сказал тебе о вертолете?

Я открываю рот и молчу. Понимаю, к чему он клонит. Задумчиво покачиваю головой.

– А твоя подружка Маура? Она присутствует на записи?

– Да.

– Маура тебе сказала?

– Нет, – отвечаю я.

– Теперь у нас имеются данные токсикологических анализов.

Я знаю, о чем говорят данные анализов: в организмах погибших обнаружены галлюциногены, алкоголь и марихуана.

– И что с этими данными? – спрашиваю я.

Оги пытается говорить убедительно, «только факты, мадам», но от боли в его голосе появляется хрипотца.

– Ты много лет знал мою дочь.

– Да.

– Ты бы, наверное, мог даже сказать, что вы дружили.

– Да.

– Фактически, – теперь он говорит, как адвокат при перекрестном допросе, – ты свел Дайану и Лео.

Это не совсем точно. Да, я поучаствовал в их сближении, но никак их не сводил, но сейчас неподходящее время заниматься толкованием слов.

– Вы что хотите сказать, Оги?

– Все отцы наивны, когда речь идет об их дочерях. Я, вероятно, ничем не отличался от других отцов. Я думал, солнце всходит и заходит для этой девочки. Дайана осенью играла в футбол. Она была чирлидером зимой. Она активно участвовала во всех мероприятиях за пределами программы. – Оги подается ближе к свету. – Я – коп, а не глупец. Я понимаю: ничто из этого не может гарантировать, что мой ребенок не попробует наркотики, не попадет в беду. Но скажи мне, Дайана так уж любила вечеринки?

Мне даже не нужно обдумывать его вопрос.

– Нет.

– Нет, – повторяет Оги. – А спроси Элли. Спроси ее, как часто Дайана употребляла наркотики или выпивала до… – Он замолкает. Закрывает глаза. – Но тем вечером, когда за ней приходит Лео, я здесь. Открываю ему дверь. Пожимаю ему руку, и я вижу это.

– Что?

– Он накурился. И уже не в первый раз. Я хочу сказать что-нибудь. Не выпускать ее за дверь. Но Дайана смотрит на меня умоляющим взглядом. Ты знаешь каким – что-то вроде: «Не устраивай сцену, папа». И я не устраиваю. Отпускаю ее.

Оги говорит эти слова, а сам весь там. Пожимает тебе руку, смотрит на свою дочь, видит гримаску на ее лице. Это «что, если», это самобичевание никогда не покидает его.

– И вот теперь, когда нам известны все факты, скажи мне, Нап: что вероятнее – огромный заговор с участием агентов ЦРУ, которые… ну, не знаю, похищают двух подростков, потому что один из них неделей раньше снял на пленку вертолет, – и если в ЦРУ знали об этом, то почему ждали неделю, а не убили их сразу? – тащат их обоих через весь город на железнодорожные пути и толкают под несущийся мимо поезд? Или, скорее, девушка пошла погулять с мальчиком, которому нравилось напиваться и обкуриваться. Они перебрали. Вспомнили легенду про Джимми Риччио и вместе, счастливые, попытались перепрыгнуть через пути перед идущим поездом, но чуть просчитались? – Он смотрит на меня и ждет.

– Вы многое опускаете, – говорю я.

– Нет, Нап, это ты привносишь много чего лишнего.

– У нас есть Рекс. У нас есть Хэнк…

– Пятнадцать лет спустя.

– …и вы знаете, что Маура спряталась в ту ночь, Элли говорила вам об этом. Почему вы мне не сказали?

– Когда я должен был сказать тебе? Ты был восемнадцатилетним мальчишкой. Сказать, когда тебе исполнилось девятнадцать? Когда ты закончил академию? Или когда тебя повысили и перевели в округ? Ни к селу ни к городу я должен был сказать тебе: твоя прежняя подружка не хотела возвращаться домой, а потому осталась у Элли?

Неужели он это серьезно?

– Маура была напугана и пряталась. – Я пытаюсь не кричать. – Пряталась от того, что случилось той ночью, когда были убиты Лео и Дайана.

– Ты должен оставить это дело, – качает головой Оги. – Ради всех нас.

– Да, я все время слышу это.

– Я люблю тебя, Нап, – говорю искренно. Я тебя люблю… нет, не скажу «как сына». Это было бы слишком самонадеянно. А еще оскорбительно для тех отношений, которые были у тебя с отцом, замечательным парнем, его мне очень не хватает. И это было бы оскорбительно для моей маленькой девочки. Но я тебя люблю. Я изо всех сил старался быть для тебя хорошим наставником, хорошим другом.

– Вы были тем и другим, и даже больше.

Оги откидывается на спинку стула. Его стакан пуст. Он отодвигает его от себя.

– У всех нас не так много людей, которые нам по-настоящему дороги. Я бы не вынес, если бы что-то случилось… Ты молод, Нап. Ты умен. Ты добр и щедр, ты… черт, я говорю, как на онлайновой службе знакомств.

Теперь он улыбается. Я улыбаюсь ему в ответ.