Не по чину

Богатые возки и верховые, разряженные по случаю «приема», теснились еще на дальних подступах к княжескому подворью – пришлось даже постоять в подобии обычной для ТОЙ жизни городской «пробки». Всей разницы, что здесь вместо клаксонов с тем же результатом использовали собственные луженые глотки и норовили вытянуть кнутом чужого коня, а матерились точно так же. Среди стоящих в заторе Мишка заметил немало знакомых лиц: явившиеся в день их приезда на подворье Никифора купцы, чьи сыновья учились в Академии, тоже были званы к князю на пир. Хватало и Мишкиных ровесников, следующих на «мероприятие» с отцами, да и бабы в возках сидели, принаряженные и обвешанные украшениями, как новогодние елки. То самое «по одежке встречают»: жен и дочерей издавна использовали в качестве ходячей выставки богатства, принадлежавшего любому мало-мальски заметному роду. Иначе окружающие уважать перестанут.

Пашка, которого взял с собой Никифор, выглядел скучно и благостно, а его левое ухо подозрительно отливало красным – вероятно, Никеша провел с сыном инструктаж перед выездом. Мишка заикнулся было, что тогда и Кузьку с Демкой надо взять, но боярин, и так раздраженный без меры, только рявкнул:

– Ты еще всю свою сопливую сотню прихвати! Велено одного тебя привести! А братьев… Дед бы тут был – он бы и решал. Никифор сына взял, так это его право.

Пришлось оставить кузенов дома, тем более что и Егор, хоть и десятник, зван не был.

«Пробка» рассасывалась с умеренной скоростью: в воротах никто не сталкивался, возки и коней принимали проворные княжьи холопы, а гости степенно проходили по двору к стоящему в глубине просторному строению – гриднице, напоминавшей то ли амбар с крыльцом, то ли казарму, которой, собственно, она и являлась. Войдя в незакрывающиеся по такому случаю двери, прибывшие попадали в большое помещение, где вдоль трех стен уже стояли столы для гостей.

Толпа оказалась немаленькой: бояре, купцы, богатые ремесленники, духовенство, княжья дружина – собрался, почитай, весь Туров, разве что оборванцев с торга не видно.

«Расклад знакомый: правительственные чиновники, финансовые и промышленные тузы, бойцы идеологического фронта и высшие военные чины. Ничего не изменилось».

Впрочем, озираться по сторонам сразу стало некогда: степенный слуга, встречая у входа нового гостя, во все горло оглашал для присутствующих его имя и звание. Прямо перед Мишкой с боярином Федором прозвучало:

– Поместный боярин Степан из Червонной веси с женой Клавдией и сыном Панкратом!

Коренастый боярин недовольно буркнул что-то своей длинной и худой, как спица, жене и ткнул в спину отрока, который, зазевавшись (видно, впервые попал на такое мероприятие), замешкался в дверях.

– Погостный боярин Федор из Княжьего погоста!

Федор передернул плечами и – даже со спины чувствовалась многолетняя выправка и умение «подать себя» – солидно и степенно проследовал в залу. И следа от замеченной Мишкой суеты и паники не осталось. Да-а-а, умел боярин соответствовать – ничего не скажешь. Никифор усмехнулся и слегка подтолкнул племянника вперед. Мишка, стараясь держаться с достоинством, насколько это позволяла его отроческая наружность, уверенно шагнул следом за боярином, невольно ожидая вопроса от глашатая: кто таков? Или – как доложить? Знать его этот муж никак не мог, но тем не менее прямо в ухо рявкнул:

– Сотник полка Погорынского, внук воеводы Погорынского боярина Кирилла Лисовина Михаил!

Только пройдя вперед пару шагов, Мишка сообразил, что произошло: его Младшую стражу, особо не заморачиваясь, просто приписали к Погорынскому полку – так именовали любое ополчение какой-либо части княжества. То есть все, что поставил в строй Корней в процессе боевых действий – полк Погорынский, которым командует дед. А его самого только что официально назвали сотником.

Формально Младшая стража не являлась частью княжеской дружины и приравнивалась к дружине боярской, но все равно прозвучало внушительно. И произвело соответствующее впечатление: еще бы, четырнадцатилетний сопляк, самостоятельно явившийся на княжий пир (Федора-то огласили отдельно, а дядька и вовсе отстал), уже не просто какой-то там внук воеводы, а сотник, фактически признанный князем. И лорда Корнея, хоть и отсутствовавшего, поименовали – и опять-таки с княжьего ведома – воеводой и боярином, что давало все основания предполагать, что маленькое недоразумение с оглашением грамоты Святополчичами решено считать всего-навсего подтверждением подлинности ее реквизитов.