Не по чину

«А не перегибаете палку, сэр? Высочество, величество… как бы у бабоньки ум за разум не зашел. Впрочем, новые красивые титулы для нее, что новое украшение, а для женщины это одно сплошное удовольствие. Решила же она вашим тараканам в голове подыгрывать, а тут даже и напрягаться не надо».

– Мм?.. – Мишке, кажется, удалось удивить Агафью. – Ты столь предан Мономашичам?

– Да, ваша светлость! Прошедшей зимой я так князю Вячеславу Владимировичу и сказал: «Волкодав из чужих рук пищу не берет!»

– Ты разговаривал с Вячеславом? Как это ты сподобился?

– Имел честь, ваша светлость! На празднике проводов зимы я с отроками показывал в Турове воинское учение… ну, чему у нас в Погорынье воины молодежь обучают. Его высочеству Вячеславу Владимировичу понравилось, и он меня златым перстнем одарил!

Агафья скользнула взглядом по Мишкиным пальцам:

– А что ж подарок-то княжий не носишь?

– Я за него холопа выкупил и, окрестив, по завету Господа нашего Иисуса Христа, даровал ему волю.

– Гм… Похвально, боярич, похвально.

«Все, сэр! Можете гордиться – вы в ее глазах полный идиот. Даже неудобно как-то… Вы-то ее игру насквозь видите, а она ваши выкрутасы за чистую монету принимает. Восторженный пацан, воображающий себя рыцарем, прямо как на картинке! Пожалуй, мадам уже дозрела до убеждения, что может вами крутить, как захочет. Ох и облом ей корячится… мама не горюй!»

– Ну что ж, – продолжила княгиня тоном, от которого «поплыл бы» любой подросток, – вижу, что мы теперь под защитой хоть и молодого, но достойного воина… и истинного боярина!

Мишка потупился и свел раздвинутые до того колени, только что пол носком сапога ковырять не принялся.

– Могу теперь ни за себя, ни за детей не опасаться.

Мишка гулко сглотнул и шумно втянул носом воздух.

– И братьям о твоей доблести и разумности расскажу, – медоточивость голоса Агафьи превысила все мыслимые границы, – и воеводу Погорынского извещу о благодарности за прекрасное воспитание сына…

– В-внука… ваша светлость… – В последний момент удалось удержаться от соблазна подпустить слезу в голос, но кто-то из близнецов-«пажей» растроганно шмыгнул носом и негромко звякнул кольцами доспеха.

– Внука? А батюшка твой?

– Десятник Старшей дружины Погорынского войска Фрол Лисовин пал в сече на Палицком поле… – К концу фразы Мишка понизил голос почти до шепота.

– Так ты сирота… – Княгиня подалась вперед и подняла ладонь, как бы собираясь погладить Мишку по голове, но сдержалась.

«Разрыдаться, что ли? На грудь ей… или лучше к коленям припасть? Нет, перебор, пожалуй, получится…»

– И ты преодолел все испытания, тебе ниспосланные, сотником стал…

Княгиня разливалась соловьем, Мишка делал вид, что не знает, куда деваться от столь ласкового обращения, а «пажи» – Елизар с Елисеем – громко сопели дуэтом и, казалось, вот-вот начнут растекаться, как масло на солнышке.

«Ну, сэр Майкл, ради такого стоило провалиться на девятьсот лет в прошлое! Когда это вы столько комплиментов из женских уст получали? Были бы они еще искренними, а то ведь театр сплошной… Но исполнение, позвольте вам заметить, отменное – в каждой бабе актриса сидит! Интересно, когда она решит, что клиент доведен до нужной кондиции и можно начать приказывать восторженному мальчишке, который готов положить за нее и свою голову, и головы своих ребят? Ага! Вот, кажется, началось… издалека заходит мадам, осторожная дамочка. Впрочем, ничего удивительного – опыт совместного правления с мужем сказывается».

– А скажи-ка, боярин Михаил Фролыч…

«Быстро вскинуть восторженно-изумленные глаза!»

– …А не приходила ли тебе мысль на княжью службу поступить?

– Служить вам, ваша светлость, честь для меня великая и радость душевная!