Не по чину

«Ну, неизлечимо прекраснодушие идиотов! И этот туда же! Отца святого нечаянно застрелили – преступление века! А ничего, что при этом убили еще прорву рядовых христиан и не только, и сотни в рабство угнать намыливались? Главное, раз во Христа веруют, значит, свои! А язычники проклятые, между прочим, этих «своих» нам бить помогали…»

– Стрела, когда летит, веру не различает. У отца своего спроси, он, коли воин, знает. – Мишка почувствовал, что начинает злиться, хотя парнишка в общем-то не виноват: не он первый, не он последний на эту удочку попадался. – Если на нашу землю пришли оружно, то значит, тати, и не важно, какой веры! Они, когда к нам шли, о вере не думали, как и мы, когда их били.

– Отец тоже так говорит, но мне кажется, неправильно это. Если все истинно в Господа уверуют, то войны и вовсе не будет…

«Твою мать, и здесь толерантный либераст на мою голову! Не будет, как же – ты это папе скажи. Да не своему, а римскому. Или вон хоть Иллариону. Повод всегда найдется: каким перстом креститься или на каком языке молитвы читать, а причины… Ну не читать же сейчас этому вьюношу краткий курс политэкономии? Да и толку-то…»

– Так не за веру они пришли, а грабить. – Мишка пожал плечами, теряя всякий интерес к разговору, да и к самому отроку, но тот почувствовал, что поднятая тема не совсем подходит для беседы с молодым сотником на княжеском пиру, и заговорил о другом:

– А правда сказывают, что у вас в Ратном Академия есть, где учиться можно? Или у вас только купеческому да военному делу обучают?

– Всякому учат. – Мишка собирался под каким-нибудь благовидным предлогом отвязаться от собеседника, но при его последних словах передумал. – И купцу и воину много знать надо, чтобы в своем деле преуспеть по-настоящему. Наставников у нас пока мало, но это дело наживное. А тебе зачем?

– Да вот… Только ты не смейся. – Даниил испытующе поглядел на Мишку и, видимо, пришел к выводу, что потешаться над ним не собираются, потом оглянулся на отца, который с кем-то из товарищей отошел и на сына сейчас не смотрел, и почему-то шепотом признался: – Я учиться очень люблю. Так бы и сидел целыми днями да наставников слушал. Или книги читал – отец Неонил приносил да давал тем, кто лучше других учится. И мне позволял читать – я по-гречески разумею. А книг-то этих много написано. И во всех разное. И еще арифметика мне нравится, и много чего. И про то, как мир устроен – интересно. Оказывается, земля-то и не плоская. В одной книге написано – как пирамида, ну как гора, то есть огромная. А в другой и вовсе, что круглая. И там читаю – верно, и там – вроде правильно сказано. А как узнать – какая на самом деле-то? Очень много еще узнать надо, чтоб самому разобраться. Оттого и в монахи хочу постричься – там и дальше учиться можно. Тем более что все равно мне воином не быть, и работу не всякую могу делать – с такой-то рукой кто меня в подмастерье возьмет? Есть священники белые, женатые, да дьяки еще, но они на приходе служат. А если в Турове не оставят, то куда еще попаду, однорукий? И от мира совсем уходить… страшно. Вот коли можно бы было при вашей Академии…

– А отец отпустит? – усмехнулся Мишка, с любопытством разглядывая потенциального слушателя, а потом и – чем черт не шутит! – преподавателя факультета естествознания. И тут же добавил, видя, как полыхнула в глазах мальчишки сумасшедшая надежда: – Не обещаю! И не сейчас. Сначала выучись здесь, чему возможно, а там посмотрим. Мы теперь сюда часто приезжать станем.

– Отец отпустит! – закивал головой Даниил. – Он в монахи не хочет меня пускать. Коли бы не рука, я бы и не заикался, но раз уж все равно с меня толку никакого…

– Небось отец Феофан поможет отца уговорить?

– Да! Он вчера обещал… Ой! – Даниил испуганно оборвал себя на полуслове. – А ты откуда знаешь? Он тебе про меня говорил?

– Да ты сам вот сейчас и сказал, – усмехнулся Мишка. – Это он тебя надоумил меня спросить?

– Он… – сокрушенно кивнул парень. – Только ты ему не говори, что я проболтался. Он велел на него не оглядываться, самому попроситься. А я и правда хочу! Но сам бы я не додумался. А он как сказал, так я всю ночь не спал – ждал пира, все боялся, что отец передумает и меня дома оставит… А ты правда возьмешь?