Не покидай меня

— Ты не можешь этого знать и говорить с уверенностью. Мне кажется, ни один человек на этой земле не имеет права говорить от имени Бога, о Его путях, о Его делах, о Его планах и о Его выборе. То, что человек или отдельные люди с дерзостью и по недомыслию судят, что угодно им, но что не угодно Ему, поучают друг друга и выдумывают о Нем все новые фантастические сказки — только грех человека.

Леня начал горячиться как человек, получивший возможность высказать давно лелеемые мысли, но не решавшийся сделать это раньше.

— Мне всегда неловко за человека, пускающегося в рассуждения о Боге, — продолжил он. — Я неизменно думаю: что именно тебе, собрат, такому же грешному человеку из плоти и крови, дает право говорить о том, что Он делает, а чего не делает? И говорить об этом мне, такому же человеку, знающему о Нем столько же, сколько и ты? Я с такой же уверенностью и упрямством мог бы рассуждать на Его счет, и никто не сможет проверить мои слова, не сможет ни опровергнуть, ни подтвердить. А залогом истины в этом случае будет лишь суетная, самолюбивая, беспримерно зыбкая уверенность в своей и только своей правоте.

— Экий ты антиклерикал! — даже восхитилась Римма.

— Давно убеждаюсь, что религия — это и культура, и философия, и история, и пример высокого интеллектуального и духовного дерзновения, но в то же время она — лишь вопрос выбора. Выбора той или иной моральной и эстетической системы, вопрос традиции и жизненного уклада соплеменников. А Бог — это нечто совсем иное. Более высокое и… безгранично спокойное по отношению к нам, к нашим грехам и мерзостям, к нашим страхам и проблемам, к нашим радостям и к нашей гордыне. Это вне персоналий… Просто вот подумалось.

— И давно ты так думаешь, дорогой?

— Я иду, вероятно, по пути Толстого… — словно не замечая ее реплики, продолжил Леня, расхаживая по кухне. — Те же грабли, кажется. Но некоторая доля крошечной частички истины есть в его трудах о религии. Есть. РПЦ[3] ныне — корпорация. Впрочем, почему только ныне? Давно уж. Православная вера сейчас у РПЦ — словно свод правил корпоративной этики, обставленный с утомительной пышностью, нелепой вычурностью, который производил неизгладимое впечатление на людей иных эпох, а сейчас вызывающих лишь любопытство… Наверное, ересь это. Но мозги ведь не отключишь.

— Ну да, я с точки зрения выбравшей. А как еще? Правда, я не православная, я — иудейка, и другого знания о Боге у меня нет, как только из Торы. Про РПЦ не знаю. А ты откуда знаешь, что Бог — это нечто совсем иное? Тоже ведь — суждение!

— Суждение. Потому что я тоже грешен. Потому и рассуждаю. Я православный. Крещеный. Но не могу смириться с тем, что посредничество между мной и Богом «приватизировали» какие-то люди в красочных одеждах, совершенно такие же грешные, как я, но заучившие больше молитв. По духу своему я, наверное, какой-то протестант.

— Тогда принимай иудаизм. В нем нет посредников, нет святых, даже праведники-мудрецы имеют свои грехи, с них и спрос больше. В иудаизме каждый сам обращается к Всевышнему.

— Нет, милая. Не приемлю. Особенно такие нелепости… как это назвать? — споры, рассуждения? — в иудаизме, как, например, нажимать в субботу кнопку лифта или нет или еще что-то такое в этом же роде. Когда взрослые мужики спорят по таким вот поводам и выстраивают целую богословскую систему доводов «за» и «против» — мне смешно. Я не могу воспринимать серьезно то, о чем порой спорят ваши раввины.

— Ну, это из осторожности. Евреи должны быть осторожны, чтобы приобрести качество расторопности, а расторопность нужна, потому что без нее невозможно приобрести духовной чистоты. Это цепочка.

Римма спокойно откинулась на спинку стула и закурила новую сигарету.

— Осторожность — не оправдание, — покачал головой Леня. — Не оправдание. Есть глупости. Есть чепуха. А есть здравый смысл. К тому же что есть «духовная чистота», Римма? Помилуй бог, это же просто слова. Родился, вдохнул воздуха — вот уже и нечист. Обманул впервые, слукавил — вот уж и запачкался. И так всю жизнь. Где ж «духовная чистота»? В ком? Где? Кроме Господа Бога.

— Есть люди с духовной чистотой. Вот, например, рядом с евреем на пикнике едят очень вкусную свинину. Ну очень! Осторожный еврей с трудом сдерживает желание присоединиться к трапезе. Но он его подавляет и не ест. Это не «духовная чистота», это — «осторожность». Но бывают и с «духовной чистотой», таким и в голову не придет, что свинина съедобна. Они внутри не имеют этой борьбы, потому что духовно чисты. Этот пример, конечно, Ленечка, брутален, но так и во всем остальном. Бывают такие люди. И, кстати, они не лукавят (они очень редко встречаются), но именно такими и хотят стать все евреи, но не все могут. Об этом и спорят.

Римма обожала разговоры о религии. Даже тон меняла на умильно-ласковый.