Высокой подготовленностью отличался состав местной противовоздушной обороны, бойцами которой были около 5 тысяч рабочих, служащих, домашних хозяек. В учениях МПВО - а они в последние год-полтора перед войной устраивались тут часто - участвовало практически все население. Городская система МПВО включалась, помимо того, и в учения флота. Люди привыкали к тревогам.
В городе, насчитывавшем немногим более 100 тысяч жителей, было 50 тысяч осоавиахимовцев. Тут работали в мирное время школы и клубы, готовившие связистов, шоферов, снайперов, специалистов для флота, учившие защите от бомб и газов, тушению пожаров, оказанию первой помощи... Не нужно объяснять, как пригодились эти знания тем, кто ушел на фронт. А оставшиеся в Севастополе смогли увереннее чувствовать себя на дежурствах при воздушных налетах, в заводских и уличных группах самозащиты, в разных других отрядах и командах гражданских, но с военной дисциплиной и частично находившихся на казарменном положении.
Понадобилась, например, команда по очистке города от неразорвавшихся авиабомб, и сразу нашлись гражданские люди, добровольцы, достаточно к этому делу подготовленные, - команда инженера Козлова.
Неразорвавшихся бомб уже за ноябрь набралось довольно много, причем крупных, зарывшихся глубоко в землю.
Подумали мы: может быть, это помогают нам неведомые друзья во вражеском стане. Но, очевидно, бомбы не срабатывали просто из-за каких-то дефектов, а были и замедленного действия...
Откапывали бомбы в нелетную погоду, когда не могла начаться бомбежка. Оповещенные жители окрестных кварталов уходили в убежища. Опасная работа завершалась тем, что машина со смертоносным грузом, предваряемая подвижным оцеплением милиционеров, медленно проходила - иногда через весь город - к оврагу за Воронцовой горой, где бомбу взрывали. Впоследствии самоотверженные люди из этой же команды стали разоружать отдельные бомбы, чтобы дать спецкомбинату взрывчатку для лишней партии гранат.
Героическое становилось в Севастополе будничным. Не допустить ни одного случая малодушия - это сделалось повседневной практической задачей, которая ставилась комитетом обороны перед всеми руководителями, перед партийным и комсомольским активом. А активистами считались все оставшиеся в городе коммунисты и комсомольцы. После того как все, кого было можно отпустить, ушли на фронт, их осталось немного. Из справки, лежащей передо мной, видно, что, например, в Корабельном районе, куда входили спецкомбинат No 1 и обе городские электростанции, состояло на учете 188 членов и кандидатов партии. До девяти человек был сведен штатный аппарат горкома, являвшийся одновременно аппаратом городского комитета обороны, по пяти-шести работников оставили в каждом из трех райкомов. Но как ни поредели ряды Севастопольской парторганизации, она находила и силы, и соответствовавшие обстановке формы работы, чтобы охватить своим влиянием все в городе.
Каждое убежище, куда переселились жители нескольких домов, рассматривалось не только как укрытие от бомб и снарядов, но и как место, где надо сколотить коллектив, способный стойко переносить осадные невзгоды, не чувствуя себя оторванным от остального города. Была создана деятельная комиссия по работе в убежищах во главе с одним из секретарей Северного райкома Е. П. Гырдымовой. В каждое из них назначались общественный комендант, политический руководитель, прикреплялся врач. Продумывалось, как создать на аварийный случай запас воды, как организовать выпечку лепешек, если опять выйдет из строя хлебозавод и придется какое-то время выдавать паек мукой...
А как были настроены севастопольцы, пережившие уже один штурм, переселявшиеся в ожидании второго в подземелья, красноречиво говорит тот факт, что и люди, непосредственно с обороной не связанные, те, кому находиться в осажденном городе не было необходимости, да и просто не следовало, покидали его, как правило, неохотно. Об этом часто рассказывали партийные работники, бывавшие у нас на КП.
В течение ноября все-таки было эвакуировано на Кавказ еще более 26 тысяч человек. Как утверждали моряки, корабли, приходившие за это время, могли бы взять больше. Уезжали главным образом жители других мест Крыма, нашедшие в Севастополе временный приют. Коренные севастопольцы нередко воспринимали предложение эвакуироваться как обиду, даже как незаслуженное недоверие к ним, спрашивали: "За что?"
От нашего начальника связи майора Л. В. Богомолова, имевшего дело с гражданскими связистами, я услышал о таком случае. Монтер телефонной станции снимал в какой-то освобождавшейся квартире аппарат и прихватил оставленную там банку варенья. Товарищи по работе, уличив его в этом, потребовали, чтобы провинившийся был удален из города. Они считали, что участвовать в обороне Севастополя или содействовать ей, работать в этом городе - честь, которой достоин лишь человек, ничем себя не запятнавший.
Иногда и городские руководители, давая кому-нибудь то или иное задание, предупреждали: "Не справишься - отправим из Севастополя..."
Вот какая атмосфера была в городе.
* * *