Читаем Не померкнет никогда полностью

.Еще в старом году была очищена от врага станция Мекензиевы Горы, а затем и первые высоты за нею. Здесь дивизию Гузя хорошо поддержали два полка 95-й дивизии, особенно 161-й стрелковый, которым до вчерашнего дня командовал Капитохин, а теперь капитан Дацко. По уцелевшим путям на станцию ворвался, громя фашистов огнем в упор, бронепоезд "Железняков".

А у моря, от Любимовки и выстоявшей 30-й батареи, медленно, но настойчиво продвигались, отвоевывая у врага сотню за сотней метров, батальоны 8-й бригады морской пехоты (их повели в контратаку военком Ефименко и начальник штаба Сахаров), полк Белюги и сводный отряд, собранный из остатков кавдивизии.

В долине реки Черной, где части второго сектора начали наступательные действия несколькими часами раньше, 7-я бригада морской пехоты и полк Мухомедьярова отбила у гитлеровцев Нижний Чоргунь, полностью овладели горой Госфорта.

В потоке донесений, принимаемых штабным узлом связи, поступило, не помню уж от кого, и такое: "Взят в плен немецкий майор, назначенный комендантом Севастополя. Вместе с ним захвачена комендантская команда". Попал-таки "комендант" в город!..

Так заканчивались сутки, месяц и год...

В последний его час в "домике Потапова" вновь состоялось короткое заседание Военного совета армии с участием командиров и военкомов соединений и некоторых частей северного направления. Теперь речь шла уже не о том, как удержать Севастополь, а о развитии первых успехов нашей контратаки. Командарм пришел к выводу, что задачи, поставленные войскам на завтрашний день, в значительной мере могут быть выполнены еще в течение ночи.

Я оставался на командном пункте армии. Минут за десять до полуночи генерал Петров соединился со мной по телефону с того берега Северной бухты.

- С наступающим, Николай Иванович! Поздравьте от меня всех, кто рядом с вами. Я у Николая Васильевича, от него двинусь дальше налево. Что там у нас хорошего?

"У Николая Васильевича" означало - у Богданова. Артиллеристы были героями дня, и командующий армией, очевидно, решил встретить Новый год на КП нашего главного артполка.

* * *

Минуты, когда один год сменяется другим, всегда кажутся особенными, где бы они тебя ни застали. Хочется и оглянуться назад, и представить будущее, в мыслях переплетаются большое, общее и самое сокровенное, твое...

Севастопольцев враг не одолел. На других фронтах советские войска тоже дали фашистам жару. Крепла вера в то, что наши военные дела теперь вообще пойдут лучше. Но насколько легче было бы на душе, знай я хоть что-нибудь о жене и детях. Хотя бы одно то, что они живы!

Недели три назад отправился на Большую землю мой адъютант лейтенант Петр Белоусов, получивший отпуск по болезни. Я просил его навести справки в Наркомате обороны: может быть, там что-то известно о семьях начсостава, эвакуированных из Болграда в первый день войны... А теперь стал надеяться, что весточкой обо мне послужит для жены, где бы она ни находилась, присвоение мне генеральского звания: постановление Совнаркома должно было появиться в газетах.

На КП приехал член Военного совета Михаил Георгиевич Кузнецов. Не раздеваясь, он вошел ко мне, заполнив своей огромной фигурой чуть не половину моей "каюты". Бригадный комиссар сел, положил на колени шапку, улыбнулся устало и облегченно.

Мы не виделись часов шесть-семь, а сколько за это время произошло событий!

- Хорошо встретили Новый год! - сказал Михаил Георгиевич. - Наша взяла!

Он стал рассказывать о заседании Военного совета, на котором я не был, об обстановке у переднего края. Потом, весь просияв, сообщил:

- А знаешь, что я еще видел? Новогоднюю елку!

- Какую елку? - не понял я.

- Да обыкновенную. Был вечером в городском комитете обороны, и там, когда уже уходил, мне посоветовали: "Если есть десяток минут, загляните в одно убежище, тут рядом, на улице Карла Маркса, не пожалеете!" Заинтриговали, пошел. А там елка... Ну, не совсем, конечно, елка- крымская сосна. Но украшена, как полагается, разноцветные фонарики горят. И человек сто девчонок и мальчишек хоровод водят. От такой картины меня прямо слеза проняла. Стою у порога и думаю: ведь на этой улице только что снаряд грохнулся, а гитлеровцы еще сегодня утром рассчитывали, что вечером будут по ней маршировать... И вот что интересно: откуда взялась елка? На нашей-то территории, как известно, хвойного леса нет. Он пока что по ту сторону фронта. Так, оказывается, оттуда и принесли ее разведчики из полка Горпищенко по особому, понимаешь, секретному уговору с горкомом комсомола. И не одну ту, которую я видел, а чуть не дюжину приволокли! И на Корабельной, и в Инкермане, где до фронта рукой подать, зажглись для ребят елки. Несмотря ни на что... зажглись! А ты, начальник штаба, сидишь тут и таких вещей не знаешь!..

Кузнецов засмеялся, и лицо его уже не казалось усталым.

На северном направлении продолжался бой. Тесня противника, наши войска продвигались к долине Бельбека.

Осада остается осадой

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное