Читаем Не померкнет никогда полностью

Наверное, дневник Ониловой прочли в нашей армии все. Десятки медсестер, связисток, девушек-писарей ответили на ее гибель рапортами о переводе в строй. В одной только Чапаевской дивизии потребовалось организовать несколько учебных групп по подготовке пулеметчиц - пока запасных. Многие из них отличились потом в боях.

Родина посмертно удостоила Нину Онилову звания Героя Советского Союза. Ее могила на Кладбище коммунаров стала одной из севастопольских святынь.

* * *

В госпитале у меня было вдоволь времени для раздумий.

Нередко вспоминались события первой Севастопольской обороны, и каждый раз возникало ощущение, что они как бы соприкасаются с происходящими теперь. Думалось о знаменательной исторической судьбе города, который вновь, как и в прошлом столетии, олицетворял русскую стойкость, русскую доблесть.

Газеты приводили слова Льва Толстого: "Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах..." Это казалось написанным про наши дни.

Наверное, как и многие, кому представилась такая возможность, я перечитал в госпитале толстовские рассказы, написанные почти девяносто лет назад. И невольно задержался на фразе, которой начинается у Льва Николаевича "Севастополь в мае": "Уже шесть месяцев прошло с тех пор, как просвистело первое ядро с бастионов Севастополя..."

Бросилось в глаза совпадение сроков - и сейчас к маю должно было исполниться полгода с того дня, когда на подступах к городу прогремели первые орудийные выстрелы. Продлится ли вражеская осада до мая?.. В январе я, вероятно, сказал бы, что весь Крым будет освобожден гораздо раньше. Да, пожалуй, такой вопрос не мог тогда и возникнуть. А в марте я затруднялся ответить на него. Надеялся, что все станет яснее, когда выберусь из госпиталя.

Армиям, стоявшим на Керченском полуострове, продвинуться дальше Ак-Монайского перешейка все еще не удалось. Теперь, как говорили, их задерживала весенняя распутица в крымских степях. Когда она, эта распутица, тут кончается? Должно быть, не позже апреля. Если так, то как раз к маю могли развернуться решающие бои.

Навещавшие меня сослуживцы делились своими заботами, связанными с ожидавшимся - когда настанет для этого момент - переходом в наступление. Ковтун рассказывал, какие принимаются меры, чтобы получить недостающие транспортные средства - автомашины, тягачи, повозки, коней. А Николай Кирьякович Рыжи сообщил как-то, что они с начальником штаба артиллерии Васильевым обсуждали возможность передвижения на новые позиции, которые армия займет, корабельных орудий, стоявших с декабря на Малаховом кургане, у Максимовой дачи и в других местах и служивших хорошей подмогой нашей полевой артиллерии. Только вот, сомневался начарт, даст ли флот взять эти батареи от Севастополя?

Надежда на то, что Приморская армия скоро соединится где-нибудь у Бахчисарая или на внешнем обводе севастопольских рубежей с войсками Крымского фронта, приглушала постоянные тревоги за положение со снарядами, продовольствием, горючим. Ограниченные морские перевозки едва покрывали текущий расход всего этого. Создать на нашем плацдарме страховочный осадный НЗ - хотя бы боеприпасов - никак не удавалось. Но теперь уж, думалось, продержимся, сколько осталось, и без него.

И все же после стольких неудач с наступлением со стороны Керчи уверенности, что оно начнется, как только подсохнет степь, не было. Противник имел сейчас в Крыму больше сил, чем в январе. А в том, что гитлеровцы будут зубами держаться за Крымский полуостров, сомневаться не приходилось. И конечно, Манштейн мог попытаться опять захватить инициативу. Следовало полагать, наше командование в Керчи это учитывает...

Не знаю, как вели себя в это время немцы там, перед Ак-Монайскими позициями, а под Севастополем они, судя по многому, что до меня доходило, вновь начали активничать. В январе были лишь упорное сопротивление нашим атакам да методический обстрел. Теперь же противник сам завязывал то на одном, то на другом участке местные, прощупывающие бои и иногда даже вклинивался в нашу оборону. Перед фронтом СОР все чаще отмечались действия неприятельских разведгрупп.

А что вновь усиливаются удары по городу, можно было заметить, не выходя из палаты. Правда, вражеские снаряды в эту часть Севастополя не залетали, но бомбы часто падали вблизи госпиталя. Однажды здание тряхнуло так, что сперва подумалось: прямое попадание. Однако прямого все-таки не было. Бомба разорвалась в нескольких метрах от стены противоположного крыла, повредив угол, выбив окна.

После этого случая начсанарм Соколовский долго уговаривал меня перебраться в инкерманский подземный госпиталь, обещая там покой и тишину. Я решительно отказался, считая ППГ-268 самым лучшим для себя уже потому, что он ближе других к штабу. Тут меня могли регулярно навещать товарищи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное