Экипажи штурмовиков приспособились использовать это "окно", и мы тщательно продумывали, куда их нацелить, где они всего нужнее. Самолетов осталось мало, половина обычно ремонтировалась, но хорошая штурмовка даже четырьмя- шестью "илами" могла ощутимо поддержать батальон, а то и полк.
На тот же аэродром у Херсонесского маяка предстояло принимать транспортные самолеты московской авиагруппы. Из Краснодара, откуда они должны были летать к нам, запрашивали: реальна ли посадка, не следует ли ориентироваться на сбрасывание грузов с парашютами? Севастополь заверял: посадку обеспечим во что бы то ни стало! Важно ведь было не только получать боеприпасы. У всех болела душа за неэвакуированных раненых.
Для усиления противовоздушной обороны аэродрома флотское командование поставило в соседней с ним Казачьей бухте плавучую зенитную батарею No 3, известную у севастопольцев под неофициальным названием "Не тронь меня". Как пристало оно к ней, уж не знаю, но всплыло это название из далекого прошлого, из морской старины: так именовался когда-то еще парусный корабль, а позже броненосец.
Третий номер плавбатареи не означал, что существовали первая и вторая. Она была единственной и даже уникальной. Как рассказывали моряки, еще в начале войны, когда обнаружилось, что Севастополь недостаточно защищен от воздушных налетов со стороны моря, у капитана 1 ранга Г. А. Бутакова, служившего в штабе флота, возникла идея превратить в автономную батарею и морской дозорный пост линкоровский отсек, который использовался раньше для испытаний торпед.
Стальная "коробка" имела палубу площадью до шестисот квадратных метров. На ней установили орудия разных калибров, вплоть до корабельных 130-миллиметровых - на случай атак с моря, пулеметы, прожекторы, средства наблюдения. Под палубой, в трюмах, - боевые погреба, собственная электростанция, кубрики личного состава.
Когда наша армия прибыла в Севастополь, плавбатарея уже стояла на якорях на внешнем рейде с экипажем в полтораста человек, занимая немаловажное место в системе ПВО базы и города. С тех пор она сбила больше двух десятков самолетов и помешала многим другим минировать фарватеры, скрытно приближаться к бухтам.
Между (прочим, "крестный отец" необычной батареи, вложивший в ее оборудование много труда и изобрететельности, -Т. А. Бутаков приходился (моряки часто об этом вспоминали) внуком известному русскому адмиралу прошлого века Г. И. Бутакову. В первую Севастопольскую оборону его дед, тогда еще капитан 2 ранга, служил под началом Нахимова, командуя отличившимся и вошедшим в историю пароходофрегатом "Владимир".
Лично познакомиться с капитаном 1 ранга Бутаковым мне не пришлось. Задолго до описываемых дней его перевели на Кавказ. А командиром плавбатареи "Не тронь меня" был с ее создания корабельный артиллерист капитан-лейтенант С. Я. Мошенский. Он погиб на своем посту, управляя огнем, в самом конце обороны, когда гитлеровцы вновь и вновь предпринимали массированные налеты на мешавшую им батарею, но уничтожить, потопить ее так и не смогли.
В Казачьей бухте плавбатарея Мошенского оказалась чрезвычайно полезной. По словам летчиков, она отучила немцев приближаться к Херсонесскому аэродрому и на малой, и на средней высоте.
И хотя не в наших силах было пресечь артиллерийский обстрел летного поля, на нем с ночи на 22 июня начали садиться- и в основном благополучно московские Ли-2.
Вылетали они с Кубани так, чтобы быть у нас после полуночи. Прикрытия никакого, весь расчет на то, что враг не обнаружит. И потому летели поодиночке, с большими интервалами, прокладывая курс над морем подальше от берега.
Много лет спустя я прочел впечатления летчика В. А. Пушинского, который привел к нам первый транспортный самолет: "...горизонт осветился тревожным красным светом. Пролетел еще немного и увидел отблеск огня в бухтах казалось, будто горит сама вода. Это был Севастополь". Вот каким виделся с высоты наш плацдарм.
Ли-2 не привозили почти ничего, кроме боеприпасов, которыми загружались до предела. Но самолет - не корабль, даже не подводная лодка. В рапортичках, поступавших ко мне, вес доставленного по воздуху груза указывался с точностью до десяти килограммов. Однако и пятнадцать - восемнадцать тонн добавочных снарядов, перевезенных за ночь, были дороги.
Еще дороже была появившаяся дополнительная возможность вывозить раненых. Каждый самолет мог взять двадцать пять ходячих или восемь лежачих и двенадцать ходячих раненых - даже чуть-чуть больше, чем малая подводная лодка...
Транспортные самолеты разгружались в загружались за 20-30 минут. Как правило, они заводились на это время в капониры. А наши У-2, обеспечивая товарищам посадку и взлет, носились над позициями, тех вражеских батарей, огонь которых был всего опаснее. Над аэродромом барражировали истребители-ночники.