Не померкнет никогда

20 июня я встретил наконец семью в Белграде, уютном зеленом городке у огромного озера Ялпух, вытянувшегося на многие километры в сторону Измаила. Вещи, отправленные багажом, находились в пути. Не было и мебели в только что отведенной мне квартирке. Но это не мешало радоваться тому, что мы снова собрались вместе. Командирской семье не привыкать ко всяким новосельям: не первое и авось не последнее!.. Все пятеро.- мы с женой, два сына и дочь улеглись спать по-походному, на полу.

Однако в тот раз обжить свой новый дом так и не пришлось. Наутро наступила та самая суббота, что памятна советским людям как последний мирный день перед обрушившейся на страну войной. И ничего, кроме Белграда да озера Ялпух, показать жене и детям в придунайском краю я не успел.

Следующей ночью, на рассвете, красноармеец-оповеститель из нашего штаба разбудил меня резким стуком в окно. Быстро вышел во двор, и первое, что воспринял, был характерный рокот моторов "ястребков" И-16. Они находились в воздухе, хотя никаких полетов и учений (это я знал точно) в воскресенье не предвиделось.

Надо сказать, что последние дни перед войной были у границы если внешне и тихими, то вовсе не безмятежно спокойными. В сознании мгновенно сконцентрировалось все, что накопилось неясного и тревожного, - сведения о передвижении войск на том берегу, полеты самолетов-разведчиков над дунайскими фарватерами и нашей территорией, другие подозрительные действия "противостоящей стороны".,. Все то, что мы еще не решались, словно не веря до конца самим себе, вслух назвать настоящим именем - подготовкой к войне, к агрессии.

Оповеститель знал только одно: всех командиров срочно вызывают в штаб. Но у меня уже не было сомнений в том, что это не просто тревога.

Поспешно вернувшись в дом за снаряжением, я сказал проснувшейся жене:

- Настенька, может быть, это война... Только спокойно, не перепугай ребят. Что надо делать - сообщу.

Когда подбегал к штабу, со стороны границы послышался нарастающий гул самолетов, уже не наших. Затем Болград начали бомбить, и над городом завязался воздушный бой.

Несколько часов спустя, около полудня, я увидел жену и ребят в кузове одного из грузовиков, набитых женщинами и детьми: поступило распоряжение вывезти семьи военнослужащих из приграничного района.

В каждой машине стояло по железной бочке с бензином - еще точно не знали, на какой станции посадка на поезд, и шоферы запаслись горючим. В машинах было тесно, из вещей брали только самое необходимое. Мои уезжали совсем налегке: все осталось в багаже, который так и не пришел.

Попрощались торопливо. Где и когда встретимся, не загадывали. Все личное отходило на второй план перед грозной опасностью, нависшей над Родиной, перед всенародной бедой, масштабы которой еще трудно было представить и осознать.

* * *

Первые дни войны - не тема моей книги. Их я касаюсь лишь постольку, поскольку это необходимо, чтобы то, о чем предстоит рассказать потом, не выглядело вырванным из своего времени.

Положение, в котором события застали меня и моих сослуживцев, было непростым. Наш укрепрайон не успел войти в строй - на осуществление намеченных планов не хватило времени. Все то в нашем хозяйстве, что могло немедленно использоваться, передавалось полевым войскам. А высвобождавшиеся люди становились резервом округа. Вслед за инженерами, которые готовились строить укрепления, стали отзывать других командиров, в том числе из штаба.

Те, кто пока оставался на месте, разумеется, без работы не сидели - округ давал множество разных заданий. Но жили мы эти первые две недели войны боевыми делами своих сражающихся соседей, их успехами в борьбе с врагом.

Да, войска, оборонявшиеся на Дунае и Пруте, имели определенные успехи с самого начала военных действий. Помню общее воодушевление в штабе 14-го корпуса вечером 22 июня. В тот час еще не было сведений о том, как отражается нападение фашистского агрессора на остальном фронте, и хотелось верить, что там положение не хуже, чем у нас. Здесь же, на левом приморском фланге, итоги первого дня войны выглядели не так уж плохо.

Все попытки противника высадиться на наш берег Дуная получили отпор. Его подразделения, сумевшие кое-где переправиться рано утром, были разгромлены. Около пятисот вражеских солдат и офицеров сдались в плен. "Ястребки" и зенитчики сбили семнадцать фашистских самолетов. Наши потери от бомбежки и артиллерийского обстрела через границу оказались, несмотря на внезапность нападения, в общем, незначительными.

От знакомых командиров в штабе корпуса я услышал подробности отдельных событий дня. Рассказывали, как в Кагуле враг захватил было мост через Прут, где стояли только часовые, и двинул на восточный берег пехоту, но подоспевший на помощь пограничникам стрелковый батальон сбросил фашистов в реку, а мост разбила наша артиллерия. Рассказывали и о том, как прочесывали дунайские плавни, по которым рассеялась успевшая переправиться на левый берег вражеская рота, и вытаскивали из вонючего ила распластавшихся в нем неприятельских солдат и офицеров...