Не померкнет никогда

Я оставался у телефонов, когда на батарее в восьмой часу вечера состоялось совместное заседание Военных советов флота и Приморской армии, на котором вице-адмирал Октябрьский огласил полученную из Москвы телеграмму с разрешением оставить Севастополь, ввиду исчерпания всех возможностей его обороны, и о порядке эвакуации.

Генерал Петров, куда-то спешившей, изложил мне все это очень кратко, и, помню, само слово "эвакуация" прозвучало весьма неожиданно. А что это относится в персонально ко мне, что я в числе других командиров должен через несколько часов отбыть на подводной лодке, Ивану Ефимовичу пришлось повторить дважды. Наверно, мое лицо все еще выражало недоумение, и командарм произнес уже строго:

— Мы же с вами военные люди, Николай Иванович. Где мы нужнее, решать не нам. Поймите — это приказ.

Не знаю, был ли в моей службе другой приказ, которому я подчинился с таким тяжелым чувством. Не понимал, почему должен уйти в числе первых. Мысль, что это, может быть, избавит меня от гибели, как-то не приносила облегчения. Да и, честно говоря, очень не хотелось лезть в подводную лодку. Не было никакой уверенности, что она дойдет. А если погибать, так лучше уж на суше, на родной земле…

Отбыть из Севастополя на той же подводной лодке приказали также Петрову, командирам ряда соединений и частей нашей армии, многим работникам штарма. Майор Безгинов стал по телефонам и радио соединяться с теми, кто вызывался для этого на 35-ю батарею. Другая находившаяся в Севастополе лодка предназначалась для моряков и городских руководителей. Октябрьский, Кулаков и некоторые наши армейцы, в том числе Кузнецов, Коломиец, Ласкин, Ермилов, улетали самолетами.

Во временное командование остатками войск Севастопольского оборонительного района вступал командир 109-й стрелковой дивизии и комендант первого сектора обороны (в пределах этого сектора находилась почти вся не занятая врагом территория СОР) генерал-майор П. Г. Новиков. Насколько мне известно, ему была поставлена задача обеспечить удержание небольшого плацдарма с причалами в течение двух суток, после чего разрешалось уйти на одном из кораблей, которые должны были прийти за севастопольцами. Генерал Новиков эту задачу выполнил, но катер, которым он отбыл на Кавказ, был атакован пятью вражескими, и Петр Георгиевич раненым попал в плен. Он погиб в фашистских застенках, не запятнав чести советского генерала.

* * *

…Подводная лодка "Щ-209" (командовал ею капитан 8 ранга 6. И. Иванов) стояла на рейде, сильно раскачиваемая волной. Перебраться на нее с катерка оказалось не так-то просто — еще давала себя знать рана. Но моряки необыкновенно ловко переправили меня с борта на борт на развернутой шинели. Командарм, Чухнов, Моргунов и многие другие наши товарищи были уже на лодке.

Трехдневный переход до Новороссийска, почти все время под водой, на большой глубине, был для нас, неморяков, нелегким. Лодку преследовали и бомбили вражеские катера, не хватало воздуха. Немалую часть этого пути я провел в тяжелом полузабытьи — сказалось перенапряжение последних недель.

Но едва прояснялось сознание, все мысли вновь обращались к Севастополю. Поднималось острое чувство тревоги за тех, кто там остался и все еще сражается на клочке крымской земли, впитавшей уже так много крови. Командир нашего корабля сказал, что принята радиограмма, адресованная всем подводным лодкам, следующим в Севастополь с разными грузами. Им приказывалось выбросить груз за борт и идти порожняком за людьми. Но дойдут ли туда эти лодки и много ли людей смогут взять?..

Теперь известно, что героическая борьба на последних "островках" раздробленного севастопольского плацдарма, на последних твердынях этого огненного бастиона длилась еще немало дней — до 9-го, а кое-где до 12 июля. И в первую официальную дату захвата Севастополя гитлеровцами (этой датой считалось сначала 3 июля) наша военная история давно внесла поправку. На самых последних днях Севастопольской обороны, на этом исполненном величайшей героики ее эпилоге я не останавливаюсь лишь потому, что автор мемуаров не вправе писать о событиях, которым он не был свидетелем.

Мне выпало счастье, доставшееся не всем севастопольцам, — участвовать в боях и сражениях, в которых Советская Армия не оборонялась, а наступала, не отбивалась от яростного натиска врага, а громила фашистских захватчиков и гнала их с нашей земли. Но именно то, что я увидел, испытал, пережил за месяцы Севастопольской обороны, помогло мне сильнее, чем когда-либо с начала войны, почувствовать: эти победные бои и сражения близятся, и не враг нас, а мы его одолеем.