Читаем Не потерять человека полностью

– Да-a, так вот, встречаемся мы, значит, на нейтральной полосе, глядь – знакомые все лица! От миллеровцев – каперанг Чаплицкий, начальник их контрразведки, и лейтенант Веслаго – мы с ними служили в минной дивизии в Або-Аландских шхерах…

Лена вздрогнула, быстро взглянула на отца, но Шестаков, не обратив на это внимания, продолжал неторопливо рассказывать:

– Мы все от неожиданности растерялись. Потом Чаплицкий мне говорит: «Гражданин комиссар, или как вы там нынче называетесь, мне поручено передать вашему командующему, обер-предателю русского народа, смертный приговор Высшего военного трибунала Северного правительства. Приговор вынесен заочно и будет приведен в исполнение незамедлительно после ареста Самойло…»

Снова вмешался Иван Соколков:

– Я тогда сразу сказал Николаю Палычу: раз мы эти… как его… парамен…

– Парламентеры, – подсказал Шестаков.

– Ага, парламентеры. Дык вот, раз, говорю, мы парламентеры, то давайте сразу и пристрелим их, шкур недобитых, белогвардейских!

Лена испуганно посмотрела на него, но Иван сокрушенно развел руками:

– Николай Палыч, конечно, против: нельзя, говорит, врагов, говорит, честные люди убивают в бою. У нас с тобой – дипло-ма-ти-чес-кая миссия. Мис-си-я!

– Ну и как же вы поступили? – сухо, с неожиданным ожесточением спросила Лена.

Шестаков пожал плечами:

– Я сказал Чаплицкому, что его смелость превосходит здравомыслие: максимум через полгода все вы будете пленными командарма Самойло.

Лена как бы из вежливости, без любопытства, сказала:

– А что он?..

– А он за это пообещал меня повесить на одном фонаре с командармом. Я, разумеется, душевно поблагодарил за честь, и мы расстались.

– И что же с ними стало? – так же вежливо и спокойно спросила Лена. Безразлично, как о чем-то малозначительном, совсем неинтересном.

Шестаков удивился:

– С этими, Чаплицким и Веслаго? Понятия не имею. Скорее всего, бежали вместе с Миллером. Чаплицкий, насколько мне известно, заправлял у Миллера всеми делами в последнее время. А почему вы об этом спрашиваете, Елена Константиновна?

– Да так, просто показалось любопытным… Чаплицкого я знала когда-то, во времена незапамятные…

Лена плотнее запахнула шубку и раскрыла книгу, пододвинув ее поближе к свече…


Скрипя сапогами по плотно слежавшемуся снегу, Чаплицкий и ротмистр Берс направились из старого архангельского порта через задворки Саломбалы в город. Берс натужно кашлял, на ходу задыхался.

– Я, кажется, совсем разболелся, – пожаловался он Чаплицкому.

Думая о чем-то своем, Чаплицкий пробормотал:

– Терпите, Берс, терпите. Скоро мы будем в тепле. Там я вас вылечу…

Берс, покосившись на Чаплицкого, сказал с неуверенным смешком:

– Когда вы так говорите, дорогой друг, я начинаю думать, что вы пропишете мне порошок Бертоле.

Чаплицкий удивился:

– Порошок Бертоле?

– Ну да! Лучшее успокаивающее средство – это сухой черный порошок.

Чаплицкий засмеялся:

– У вас действительно не в порядке нервы. Я собираюсь лечить вас проверенными народными средствами.

– Прекрасно! В учении Заратустры соискатель на лекарское звание должен был вначале вылечить трех пациентов из низшей касты – врагов Агура-Мазды…

– Эту ступень я одолел давным-давно, – скромно сказал Чаплицкий. – А дальше что?

– Только после этого лекарь мог практиковать и в высшей касте – среди друзей Агура-Мазды…

Чаплицкий молча слушал. Остановившись, чтобы прокашляться, Берс воздел палец:

– Не забывайте, что по своему положению и происхождению я друг Агура-Мазды!

Чаплицкий ухмыльнулся:

– По своему положению вы беглый белогвардеец и враг революции. Ясно? Пошли!

Они двинулись дальше, и Чаплицкий продолжил:

– Поэтому…

– Стой! Кто идет? – И вместе с криком прямо перед ними из темноты вырос патруль: солдат с винтовкой наперевес и мужик в сером драном азяме.

У мужика в руках было старое охотничье ружье. Он вгляделся в путников и требовательно спросил:

– Пароль?

Чаплицкий, отодвигая назад Берса, выступил вперед:

– Знамя! Свои, товарищи!

Солдат кивнул, и Чаплицкий быстро сказал:

– Мы из ЧК. Здесь несколько минут назад мужчина с женщиной в белом платке не проходили?

Солдат задумался:

– В белом платке? Баба?.. Чегой-то не видали. А вы пропуск свой мне все-таки покажьте. Не обижайтесь, граждане чекисты, время как-никак военное…

Чаплицкий простецки засмеялся:

– А чего ж обижаться? Наоборот, хвалю за революционную бдительность. Вот мой мандат…

Он протянул солдату бумажку, тот взял ее в руки, приблизил к глазам, чтобы получше рассмотреть в темноте.

В тот же миг Чаплицкий выхватил из кармана кастет-револьвер и со страшной силой ударил патрульного в переносицу. Быстро переступил через осевшее тело и в длинном беззвучном прыжке достал выскочившим из рукоятки «лефоше» лезвием мужика в драном азяме. В горло.

Захлебнулся мужик кровяным бульканьем и, заваливаясь круто на спину, сипло выдохнув, успел напоследок выстрелить из старой кремневки вверх, в зябко дрожащие, неуверенные звезды…

Чаплицкий тихо скомандовал:

– За мной, быстро!

Они побежали по темному проулку, хрипло, загнанно продыхиваясь. Визжал под ногами плотный снег.

Перейти на страницу:

Похожие книги

The Tanners
The Tanners

"The Tanners is a contender for Funniest Book of the Year." — The Village VoiceThe Tanners, Robert Walser's amazing 1907 novel of twenty chapters, is now presented in English for the very first time, by the award-winning translator Susan Bernofsky. Three brothers and a sister comprise the Tanner family — Simon, Kaspar, Klaus, and Hedwig: their wanderings, meetings, separations, quarrels, romances, employment and lack of employment over the course of a year or two are the threads from which Walser weaves his airy, strange and brightly gorgeous fabric. "Walser's lightness is lighter than light," as Tom Whalen said in Bookforum: "buoyant up to and beyond belief, terrifyingly light."Robert Walser — admired greatly by Kafka, Musil, and Walter Benjamin — is a radiantly original author. He has been acclaimed "unforgettable, heart-rending" (J.M. Coetzee), "a bewitched genius" (Newsweek), and "a major, truly wonderful, heart-breaking writer" (Susan Sontag). Considering Walser's "perfect and serene oddity," Michael Hofmann in The London Review of Books remarked on the "Buster Keaton-like indomitably sad cheerfulness [that is] most hilariously disturbing." The Los Angeles Times called him "the dreamy confectionary snowflake of German language fiction. He also might be the single most underrated writer of the 20th century….The gait of his language is quieter than a kitten's.""A clairvoyant of the small" W. G. Sebald calls Robert Walser, one of his favorite writers in the world, in his acutely beautiful, personal, and long introduction, studded with his signature use of photographs.

Роберт Отто Вальзер

Классическая проза