Не прикасайся! (СИ)

Молчит. На том конце провода угрюмая тишина, и мне хочется рявкнуть на эту идиотку, но прежде, чем я выхожу из себя, Света неохотно отвечает:

- Рядом с парком Горького есть проспект и кофейня. Вся такая розовая, с гигантским декором из пластиковых пончиков и стакана кофе. У них в тупике стоят столики, качели и все такое. Мы часто там зависали, рассматривали витрины, декорации.

 - И эклеры жрали, - заканчиваю я. – Свободна. Работай дальше.

Выяснить, где эта кофейня, проще простого: у них есть страничка в сети. Я оставляю машину на ближайшей парковке и пешком иду до кофейни. Яркая розовая вывеска не дает шанса ошибиться. В принципе, я понимаю, почему они сюда ходили. Это какой-то розово-сладкий рай, гигантский шарик мороженого посреди серой строгой улицы. Яркий нежный декор, шикарная витрина, которую можно рассматривать часами. Не просто полки с тортиками, а целая композиция, окошко в сказочный мир.

Уютный зал, а еще более сказочный – внутренний дворик. С большими пластмассовыми сладостями, маленькими столиками и мягкими качелями. Здесь сидят несколько парочек, но Никольской нет, и я чувствую разочарование. Ни на что особо не надеясь, захожу внутрь и подхожу к бариста.

- Чувак, ты здесь девчонку не видел? Двадцать лет, симпатичная, русая такая. Слепая, ходит с тростью. Часто у вас бывает.

Бармен равнодушно пожимает плечами, продолжая протирать кружки. Тогда я вытаскиваю из бумажника тысячную купюру и засовываю в банку для чаевых с дурацкой пошлой надписью «На корм коту». Меня тут же одаряют царским вниманием.

- Ушла минут пять назад. Куда – не знаю. Неразговорчивая деваха, посидела за столиком, порыдала, выпила латте и свалила.

Пять минут. С учетом скорости передвижения девушки с тростью, я успею ее догнать…

… буквально сразу же, на том же проспекте. Сначала слышу знакомый «цок-цок», с которым трость касается асфальта, а затем уже вижу знакомую спину. На ней короткое черное платье, джинсовая куртка и плетеные балетки, что еще раз подтверждает: я был прав.

Настасья сбежала импульсивно, возможно, уже пожалела о своем порыве. И я нашел ее раньше всей толпы охранников Никольского. Осталось понять, что я буду делать с этим несомненным преимуществом. 

12 - Настасья

 Жизнь перевернулась с ног на голову. Я еще никогда не чувствовала такой удушающей, накрывающей с головой, паники. Записывая интервью, я предполагала, что Крестовский будет злиться, что отец окончательно во мне разочаруется. Во мне говорили злость, обида, ощущение тотальной несправедливости от того, что Крестовский  -  звезда, эдакий самоуверенный самовлюбленный красавчик с плеядой звездочек. А я сижу в четырех стенах, недостойная даже приглашения на день рождения клуба или на ежегодное шоу «Элит». Ну да, конечно, она же слепая, как она это шоу смотреть-то будет?

 Да и вообще подведшие тренера ученицы не достойны доброго слова.

 Не знаю, чего хотела добиться интервью. Выплеснуть накопившееся, объяснить как-то всем, что я сделала то, что сделала не потому что лишилась очередной медальки или уже повесила на себя золото мира. Что было больно, обидно, что я бы боролась за каждый старт, если бы не приговор человека, на которого я смотрела, как на бога. Сколькие из тех, кто называл меня слабачкой, слившейся из-за первой конкурентки, слышали от близкого человека «посредственность, ничего из себя не представляющая». И сколькие при этом пожали плечами и совсем не расстроились?

 Поэтому я понимала, что Алекс придет в ярость, но оказалась совершенно не готова к ней. Когда услышала его голос, сердце замерло, а когда поняла, что он в буквальном смысле готов меня уничтожить, забыла, как дышать. Раньше мне казалось, что пренебрежение и равнодушие того, в кого ты влюблена  -  это самое плохое, что может случиться. Но раньше я не ощущала его ненависти.

 Потом позвонил отец, и глухое тоскливое разочарование в его голосе окончательно добило решимость стоять на своем праве давать интервью и говорить правду.

 Я сбежала.

 Оставила Макса с покупками возле фонтана в торговом центре, а сама вышла через запасной выход возле туалета. Без телефона, без кредитки, с наличкой, снятой в ближайшем банкомате, в кармане.

 Это был безрассудный, иррациональный побег, но мне словно перекрыли кислород, я поняла, что если не уйду, то просто сдохну там, где я сейчас. Только как выжить без зрения в одиночестве? Кем пойти работать? Куда уехать? Я бы, наверное, могла оформить какое-то пособие, если бы знала, как. Но без помощи извне шансов ноль.

 Мысленно всю дорогу я лихорадочно перебирала варианты. Позвонить брату? Попросить помощи, сказать, что мне невыносимо, что я хочу уехать, я не знаю, в интернат для инвалидов, да хоть куда?! Или Ксюхе и попросить помочь тайно ото всех, не выдавая меня... хотя вряд ли жена брата на это пошла бы.

 Позвонить Никите? Мы совсем мало общались. Друзей у меня не было. Только наличка, документы и совершенная растерянность. Ноги сами принесли в знакомую любимую кофейню, где я не была с тех пор, как дружба со Светой кончилась.